Гардемарины, вперед!

История с черными париками очень взволновала женскую половину дворца, и не одна Анастасия ходила с исплаканными глазами. Объяснялось все просто. Накануне перед балом парикмахер Елизаветы покрасил ей волосы, да, видно, не проверил загодя французскую краску — перетемнил. Государыня признавала только светлый цвет, а тут мало того что волосы темны, так еще краска легла неровно, одна прядка светлая, другая каштановая. В те давние времена модницы еще не понимали особого шика разноцветных прядей. Елизавета была в великом гневе. Смущенный и испуганный куафер поклялся, что все исправит, стал полоскать волосы государыни в каком-то им самим придуманном растворе, который благоухал и давал прекрасную пену. Однако после полоскания волосы хоть и стали одноцветными, но еще больше потемнели, и не в каштановый тон, а в серый, с грязноватым оттенком. Парикмахер был отхлестан по щекам, а всем дамам и фрейлинам велено было, дабы оттенить голову государыни, носить черные парики. Приличных париков нужного цвета нашлось с десяток, не более, а все прочие — косматые, нечесаные, пыльные и усохшие до детских размеров. Девицу или даму можно обругать, опозорить, кнутом отстегать, но нет для нее большего наказания, чем заставить себя изуродовать. А здесь даже обижаться не сметь! Если мал парик, то без разговоров снимали лишние волосы, а то и вовсе брили голову. Охи, вздохи, плач… Словно стая черных галок спустилась в петергофский парк, проникла в царские покои.

— Да будет тебе. — Саша поцеловал жену в шею, потом коснулся губами щеки, она пахла мятной водой, обязательной принадлежностью косметики, прозванной «холодцом»; может, из-за этого щека показалась холодной, словно неживой. — Черный цвет тебе очень к лицу. И потом, ты у меня такая красавица, тебе хоть стог на голову надень…

— Не родись красив, а родись счастлив, — прошептала Анастасия, и глаза ее угрожающе заблестели. — Давеча присоветовала государыне на фонтаж[47] брошь с жемчугами, а она как закричит: «Ты нарочно! Я с утра и так бледна!» А на фонтаже блонды молочного цвета. Что ж на них надевать, как не жемчуг! Прогонит она меня от себя. Сердцем чую…

— Вот и славно, — весело подхватил Саша. — Поживем своим домом. Хочешь, за границу поедем. Я в отставку подам…

— Не говори так. — В голосе Анастасии прозвучала незнакомая доселе суровость. — Если прогонит, я умру…

Саша нахмурился. Он знал, что если разговор коснулся отношений жены с государыней, то его лучше кончить, потому что утыкаешься в стену, и если в первое время супружества на эту тему можно было зубоскалить, мало ли у Елизаветы недостатков, и порицать двор, и смеяться над глупостью приближенных, то сейчас разрешалось только безвольно благоговеть перед величием трона и местом, которое подле него занимала Анастасия. Сашу это несказанно злило и, стыдно сказать, унижало, потому что подчеркивало разницу в происхождении.

— Не будем об этом, — примирительно сказал Саша. — Я ведь по делу приехал. Оно касается Никиты. Понимаешь, он арестован по ошибке…

Рука Анастасии плотно закрыла ему рот.

— Не здесь… — И она повлекла его через залу, анфиладу комнат, в узкий коридорчик и оттуда в парк.

Кажется, чего проще найти уединенное место среди деревьев и кустов, но Анастасии все казалось, что слишком людно. В Нижнем парке у фонтанов пестрая группа черноволосых фрейлин играла в волан, у Монплезира толпились освобожденные после дежурства гвардейцы, в большом пруду у Марли какие-то чудаки ловили карасей.

Наконец они поднялись в Верхний парк и нашли уединение в садовой беседке. Деревянная решетка ее, собранная из перекрещенных планок, закрывалась от посторонних глаз огромным кустом шиповника, но через узкий дверной проем можно было видеть весь парк и заметить любого, кто направится в их сторону по аллее молодых подстриженных лип.

— Ну вот, теперь говори. — Анастасия поправила парик, как неудобную шапку, и внимательным взглядом окинула куст шиповника. Над малиновым цветком басовито гудел шмель.

— А он не донесет? — добродушно усмехнулся Саша, копируя жужжание, но тут же сделался серьезен, поймав строгий взгляд жены. — Произошла роковая подмена. Никита арестован вместо рыцаря Сакромозо, которому великая княгиня якобы назначила свидание.

— Что значит «якобы»? Кто же его назначил?

— Тайная канцелярия, а вернее сказать — Бестужев. Он решил таким образом скомпрометировать великую княгиню. А Никите случайно попала в руки записка с приглашением.

Нервно теребя кудряшки у виска, Анастасия спросила настороженно:

— И что же вы хотите от меня?

Саша сразу обозлился на это «вы». Анастасия ревновала Сашу к друзьям и часто говорила в запальчивости: «Они тебе нужнее, чем я!» — а если доходило до громкого разговора, когда он упрекал жену в приверженности ко двору, она отвечала: «Да, это моя жизнь. А у тебя своя! Ради вашей мужской дружбы ты меня не пощадишь!» И попробуй объясни ей, что обида говорит в ней, а не разум.

Но сейчас об этом лучше не вспоминать. Если у женщины красные глаза, а на голове нелепый парик, то говорить с ней надо терпеливо и ласково, как с ребенком.