Гардемарины, вперед!

Князь Никита уже спускался по лестнице. Лядащев с удовольствием отметил, что на лице его не было выражения обычной кислой вежливости, на нем сияла только голая радость. Последние ступеньки он пробежал бегом, потом туго пожал руку гостя.

— Спасибо вам, Василий Федорович. Мелитриса мне все рассказала. — Он повернулся к жене: — Ангел мой…

Мелитриса тут же нырнула ему под крыло, изогнулась в нежном порыве, потерлась носом о бархат камзола. «Тут, слава богу, все на своих местах», — подумал Лядащев.

Это был замечательный вечер. Радость встречи была не просто сложением, но умножением, даже возведением в степень. Когда горестные и жестокие приключения прожиты и стали воспоминанием, говорить о них не страшно, а весело и… тревожно, по-хорошему тревожно. Словно черное окно открывается в мир и упругим сквозняком втягивает в тишину натопленной гостиной дыхание той жизни. И теперь сама комната и ее обиходные предметы — съемы для нагара со свечей, серебряный молочник, медные щипцы у камина, чашки с дымящимся кофеем — тоже становятся свидетелями тех событий, чтобы при случае напомнить хозяевам: ничего не ушло, не кануло в Лету, пока вы живы, пока живы ваши потомки, реальностью будут и Цорндорфская бойня, и сожженный Кистрин, и лазарет в подвале, и побег в тайном чреве кареты.

— Василий Федорович, главный мой вопрос к вам: как пастор Тесин? — Этим вопросом Никита сразу вернул жизнь в сегодняшнее русло.

— Да, да, мы только об этом и думаем, — подхватила Мелитриса.

— Завтра у меня назначена встреча, — продолжал Никита. — Я иду к их сиятельству графу Ивану Ивановичу Шувалову. Мне хотелось бы как можно точнее сформулировать свою просьбу.

— Мой вам совет, Никита Григорьевич: расскажите всю правду, то есть то, чему вы были свидетелем. Вспомните об участии Тесина в Цорндорфской битве, а также о той роли, которую пастор сыграл в освобождении вашей жены. Я думаю, уже можно рассказать и об обвинении, предъявленном Мелитрисе Николаевне. У нас есть все доказательства ее невиновности.

— Кто ж сыграл с ней эту страшную шутку?

— Это нам еще предстоит узнать. Я, в свою очередь, имею к вам вопрос. — Теперь тон Лядащева стал деловит и четок. — Неделю назад в Кронштадте вы обмолвились, что встречались ранее с неким бароном Блюмом. Сейчас он арестован. Не могли бы вы сказать, при каких обстоятельствах вы встречались с этим господином?

Неожиданно Никита смутился. Он быстро скосил глаза на Мелитрису, потом сделал неопределенный жест рукой, мол, скажу, но не сейчас. Лядащев решил, что рассказ князя может вызвать у Мелитрисы нежелательные воспоминания, и тут же умолк.

Вернуться к этому разговору им удалось только в карете, Никита поехал провожать гостя.

— Значит, фамилия мелкого господина Блюм? Я видел его дважды, и оба раза у лютеранского собора. Вот, собственно, и весь рассказ, но я не хотел говорить об этом при жене, потому что оба раза встречался с девицей, в судьбе которой принимал участие. Девица эта очень мила, и можно сказать, что я был увлечен ею. Она немка. Приехала в Россию без гроша в кармане, но сделала головокружительную карьеру.

— А при чем здесь Блюм? Он тоже лютеранин. Почему бы ему не прийти в свой храм?

— Конечно… Но сейчас, оглядывая те события издалека, я со всей очевидностью могу сказать, что они были знакомы друг с другом, но почему-то скрывали от меня это знакомство. А может быть, и от всех прочих. Я и тогда это понимал, но гнал от себя подобные мысли. Понимаете, Анна…

— Так зовут девицу?

— Да, Анна Фросс… Так вот, девица по недоразумению угодила в Калинкинское подворье, и я ее оттуда вызволил с помощью Шуваловых. А потом, видя, как она переглядывается с невзрачным господином, я ловил себя на мысли, уж не воздыхатель ли он… платный воздыхатель. Понимаете? Эта мысль столь отвратительна, что мне и сейчас не но себе.

— Где вы познакомились с Анной?

— Есть такой художник в Петербурге, некто Мюллер, я покупал у него полотна. Сейчас он, говорят, спился и уже ничем не торгует. Этот самый Мюллер и призрел Анну, когда та осталась в Петербурге совсем без средств.

Лядащев выглядел очень заинтересованным.

— Вы не могли бы мне показать, где живет этот Мюллер?

— Ничего нет проще.

— Вам говорит что-нибудь фамилия — Диц, барон Диц?

— Помнится, у Фермора в армии служил генерал-майор Диц.

— Нет. Это другой Диц. А где сейчас Анна Фросс?

— Я думаю, там же, где и была. Она камеристка их высочества великой княгини и ее доверенное лицо.

Лядащев протяжно присвистнул, потом помрачнел и надолго задумался.

— Никита Григорьевич, не рассказывайте никому о нашем разговоре, — сказал он наконец. — Если мне понадобится ваша помощь, я могу на нее рассчитывать?

— Я в вашем распоряжении.

— И еще… Ваша жена знакома с Анной Фросс?

— Не думаю, — быстро сказал Никита и внимательно посмотрел на собеседника, тот в ответ наградил его таким тяжелым взглядом, что князь вскричал испуганно: — Уж не думаете ли вы?..

— Оставим пока догадки. Но мне кажется, что я нашел то, что искал. Дама пик оказалась девицей.

Встречи деловые и светские