На минуту лицо князя смягчилось, жалкая улыбка смяла губы, уголки глаз опустились, как на трагической маске, но когда Никита поднял голову, перед ним стоял сдержанный подтянутый человек, любимый и недосягаемый. «Отец, скажи, как тебе больно…»
- Как успехи в школе?
- Хорошо, батюшка… - Никита слышал свой голос издалека, словно из соседней комнаты.
- Пойдем, Надежда Даниловна хочет тебя видеть,- и вздохнул, - такие у нас дела…
На лестнице, рассеянно сунув руку в карман, Никита наткнулся на пакет, тот, что отдал ему Алешка: «Это дело неотлагательное! Как только увидишь князя - сразу скажи. Понял?»
«Прости, Алешка… Погодят бумаги эти пару часов… Ну не имею права говорить сейчас об этом с отцом…»
Окна спальни были плотно закрыты войлоком, иконостас пылал свечами, пахло лампадным маслом и валерьяной. Черный креп, закрывающий зеркало, взметнулся при их появлении, и по блестящей поверхности пробежали тени, словно гримаса сморщила чье-то изображение. Надежда Даниловна в домашнем платье сидела боком на большой с балдахином кровати.
- Никита, мальчик мой!- Она протянула руки. Одеяло соскользнуло на пол, Никита бросился поднимать его, и сразу головой его овладели мягкие ладони, нежно погладили волосы, шею.- Ой, ой!- причитала она, с восторгом глядя на смущенного юношу.Ей показалось вдруг,что сын ее не лежит на кладбище, что он жив и успел за десять дней вырасти и возмужать, чтобы явиться к ней в новом обличье.- Какой ты красивый,- шептала она отвлеченно,- а мне сказали, что ты умер… Как глупо, боже мой…
- Наденька, ложись,- князь с испугом гладил жену по плечу,- успокойся, друг мой… Да где же Наталья? Где люди?
Горничная вбежала в комнату, сняла с волос Надежды Даниловны черный чепец и прижала к вискам смоченное в уксусе полотенце. Надежда Даниловна вздохнула глубоко, заплакала, потом откинулась на гору подушек.
- Прости,Никитушка.Я в своем уме.Сердце болит. Я сейчас на кладбище поеду. Не согласишься ли ты сопровождать меня? Поклонишься брату.
- Не рано ли, Наденька, ты затеяла столь дальнюю поездку? - обеспокоился князь.
- Мне уже лучше.- Она отерла лицо полотенцем, встала и, подойдя к Никите, пояснила:- До кладбища ехать долго. Мы похоронили Костю подле Александро-Невского монастыря.А ближе нельзя.Он рядом с твоей матушкой похоронен. Плиту и памятник еще не сделали, а ограда уже стоит - чугунная, красивая, на ней букеты и листья акантовые. Может, и ты с нами поедешь, друг мой?- обратилась она к мужу.
- Прости. Не могу. Занят.
- Твой отец через три дня уезжает в Париж,- пояснила Надежда Даниловна виновато. Никита вопросительно посмотрел на отца.
- У нас еще будет время поговорить,- сказал князь.- Поезжай на кладбище.
Карета тащилась медленно, как катафалк. Видимо, князь позаботился, чтобы поездка как можно меньше утомила княгиню. Никита чувствовал себя растерянным и смущенным. За два года, проведенных вне дома, он ни разу не вспомнил о мачехе. Он не хотел думать о ней только как о виновнице, пусть невольной, но виновнице его разлада с отцом. Но больше ему было не к чему привязать ее образ,он не знал ее ни плохой, ни хорошей, и она стала никем, пустым местом, даже рождение и смерть брата он видел только глазами отца. И вдруг вместо нереального, словно и не существующего человека он встретил прекрасную, измученную женщину, оказавшуюся неожиданно понятным и родным человеком.
Лицо княгини смутно белело через плотную черную вуаль, и нельзя было понять, смотрит она в окно, плачет или молится.
- Как изменился Петербург! Что это строят?- спросил Никита, стараясь отвлечь Надежду Даниловну от грустных мыслей.
- Где? На Фонтанной речке?- с готовностью отозвалась княгиня.- Здесь Аничкова слобода, а строят, кажется, палаты царские или нет… Графа Разумовского здесь дом строят. Архитектор иностранный, очень дорогой.
Проехали по зеленому мосту речку Мью. От зеленой же, крашеной набережной к воде шли узкие ступени. На последней ступеньке стояла баба в алом сарафане и полоскала белье. Усатый драгун, стоявший на карауле, успел подмигнуть Никите и опять уставился на обширные телеса прачки.
Потянулась серая линия заборов, фонарей стало меньше, мостовая сменилась пыльной проселочной дорогой. На веревках, натянутых меж берез саженой аллеи, трепыхались на ветру нижние юбки и простыни. Откуда-то раздался многоголосый собачий лай.
- Где это собаки лают?
- Царская псарня рядом. Полпути проехали,- отозвалась Надежда Даниловна. - А за забором- Слоновый двор. Так его все называют. Это зверинец царский. Дурное место. В Москве, говорят, провели слона по улице и появилась в городе страшная болезнь. Не к добру это- ночью мимо сонных людей слонов водить.
- Выдумки все.
- Ну и бог с ними, голубчик мой. Чего только не придумают. Никита, посмотри, - сказала она вдруг с интересом, - что это за люди там маршируют?