Гардемарины, вперед! Книга 1 и 2

Ягупов подошел к окну и, прикрыв свечку рукой, будто опасаясь, что за этим робким огоньком кто-то наблюдает из сада, сказал шепотом:

- В Петербурге поговаривают, что тебе надо передать кой-чего в крепость Бестужевой.

- Что значит «поговаривают»? - испугался Саша.

- А то, что я тебе могу в этом способствовать. Надьку мою из крепости выпустили три дня назад. Она-то и рассказала, что навещает заключенных в крепости некая монахиня, в прошлом княжна Прасковья Григорьевна Юсупова.

Имя это ничего не сказало Белову. И только много лет спустя, когда он стал завсегдатаем самых богатых салонов Петербурга, Парижа и Лондона и узнал историю княжны Юсуповой, он поблагодарил задним числом судьбу за то, что она так безошибочно и точно призвала на помощь эту замечательную и мужественную женщину.

Отец княжны Прасковьи, Григорий Дмитриевич Юсупов, в тридцатом году в царствование Анны Иоанновны умер с горя, когда его друзей отвели на плаху. Прасковью Григорьевну ждала опала, и она решила волшебством разжалобить сердце государыни. Чары не подействовали, княжну за колдовство сослали в Тихвинский монастырь.Прасковья была строптива,в монастыре ругала государыню, жалела, что на престоле не Елизавета, поносила Бирона и попала по доносу служанки в Тайную канцелярию.Секли ее и кошками и шелепами, сослали в Сибирь во Введенский девичий монастырь и насильно постригли. Но и там она была «бесчинна», как писали в доносах, монастырское платье сбросила, уставу обители не подчинялась и новым именем- Проклою- называться отказывалась. Опять секли, учили уму-разуму.

Когда на престол взошла Елизавета, Юсупова стала вольной монахиней, но не только не надела старого платья- светского, а сменила рясу и камилавку на куколь, добровольно став великосхимницей, чтобы хранить беззлобие и младенческую простоту.

Смысл своей жизни нашла сестра Прокла в помощи осужденным преступникам.Она не вникала, за что осужденный будет бит и пытан- за убийство ли, за кражу или за «поношение и укоризну русской нации». Она помнила боль в разодранной до костей спине, и все заключенные были в ее глазах не преступниками, а страдальцами. Государыня Елизавета сквозь пальцы смотрела на то, что Юсупова дни и ночи проводила в тюрьмах, считая княжну невменяемой, почти святой.

Но всего этого Белов не знал и, вспомнив предупреждения бдительного Лядащева, спросил:

- А ей можно верить?

- Если и ей верить нельзя,то само слово «вера» надо позабыть. Крест с тобой?

- Я цепочку к нему приделал.- Саша торопливо расстегнул камзол, снял с шеи крест. - Ума только не приложу, откуда вы узнали. Неужели Лядащев?

- Кто ж еще?- Ягупов вздохнул и, не глядя, засунул крест в карман кафтана.

- А как ваша сестра себя чувствует? - решился спросить Саша.

- Плохо она себя чувствует.Отвратительно. Ей в ссылку, а мужу, стало быть, деверю моему,- плеть и в солдаты. Такие, брат, дела…

- За что его?

- Знать бы где падать, соломки бы постелил. Ну, я пошел.

У выхода Елена Николаевна задержала Ягупова:

- Паша, что грустный такой? Побудь с нами…

- Леночка, душа моя.- Ягупов вдруг по-детски радостно улыбнулся, - служба… И потом не могу я видеть, как все эти мухи,- он мотнул головой в сторону гостиной,- над тобой вьются. Коли останусь хоть на полчаса, непременно с кем-нибудь подерусь. Ты ж сама знаешь.

Елена Николаевна засмеялась.

- Но завтра непременно приходи. Непременно! Ждать тебя буду.

Ягупов вытаращил глаза, отчаянно закивал и, стукнувшись о притолоку головой, вышел.

Хмельная компания меж тем заскучала без хозяйки, и мужчины по одному стали выходить в сени, наперебой предлагая пойти гулять. Геодезист с пехотинцем предлагали пойти в сад Итальянского дворца, расположенного рядом с усадьбой, но потом все решили, что самое лучшее- прогулка по воде.

- На Фонтанку, господа!- воскликнула прекрасная амазонка. Откуда-то появился богато украшенный рябик, на сиденьях под навесом лежали бархатные подушки и гитара.

- За весла, господа офицеры…

Подвыпивший немец, садясь в рябик, чуть не упал в воду и, словно застыдившись, шепнул в ухо пехотинцу:

- Я совсем трезвый. У немцев крепкий голова!

- В глупую голову хмель не лезет,- бросил вдруг не сказавший за весь вечер ни слова пехотинец. Немец беззлобно захохотал:

- А я не знал эту пословицу. Как там… Повтори.

- Ну тебя к черту, - проворчал пехотинец.

- Я не глупый, я веселый…- убеждал немец, прижимая руки к груди.

- Белов, ты с нами? - крикнул Бекетов.

Елена Николаевна не дала Саше ответить.

- Конечно, с нами. Он мой паж!- И шепнула юноше в ухо:- У вас все уладилось?

Рябик неслышно плыл по воде. Елена Николаевна пела. Газовый шарфик трепетал на ветру, как вымпел.

«А жить-то хорошо, - думал Саша. - Прав Лукьян Петрович, ушли заботы этого дня, пришли новые. Может, Никита приехал, надо бы наведаться по адресу. Никита должен знать, где Алешка. Никита всегда узнает такие вещи раньше меня. И не думать сейчас о Лестоке, о Котове… Ах, как поет эта амазонка! Анастасия, сердце мое, прости, что мне хорошо. Я просто поверил, что мы встретимся…»