Гарденины, их дворня, приверженцы и враги

— А не согласен, еще того проще, — заговорил «Емельян» искренним, растроганным голосом. — Чего тебе зря мучиться? Знаешь Черничкин омут? Пойдем туда… Кинешься с обрыва, как ключ ко дну, смерть легкая, покойная…

Друг, друг! Ничего нет приятнее смерти… Ну, какая теперь твоя жизнь? То ли ты супруг, то ли ты злодей, Татьянин…

Что ей остается? Ей остается одно: либо обманывать тебя на каждом шагу, либо мышьяку подсыпать… «Над дщерию бесстыдною утверди стражу», сказано. И еще: «Не даждь воде прохода, ни жене лукаве дерзновения». Ах, сколь это горько, искренний мой, сколь постыло!.. Ведь ей жить хочется, ведь в голове-то у ней молодой хмель играет… А ты что? — Ты не человек, ты бельмо на Татьянином глазу.

Не будь тебя, глядишь, честно выйдет замуж, обретет счастье. Обманывать никого тогда не придется, кровь моя дурная уляжется, бабьи увертки на ум не взбредут…

А, друг?.. Да и любопытно же, я тебе скажу, умереть!

Тут два конца: либо ничего не будет, либо все сокровенное постигнешь. Оба конца на выигрыш. А, как думаешь?

Иван Федотыч не ответил. Он заплакал; какая-то сладкая грусть им овладела… Всё шли. Стало рассветать.

— Ветер дул порывами. Косматые тучи мчались разрозненными стадами. Небо все более очищалось. В белесоватом сумраке уныло начинали выступать окрестности; видно было, как вздымались седыми волнами примятые хлеба, чернели зубчатые вершины леса… Совсем близко мрачным, свинцовым отливом блеснула река, зашумел камыш.

Изрытые холмы нависли над водою.

Это был Черничкин омут. Иван Федотыч подошел к обрыву, заглянул туда. Сердце его тоскливо— сжалось, ему сделалось страшно этого дикого и пустынного места.

Он отступил, осмотрелся… Никого не было. На той стороне реки раздался плеск, стукнуло весло о корму, охрипший со сна голос крикнул: «Савка, а Савка!.. Шут тебя знает, куда ты их поставил… Полезай! Ничего, тут не глыбко…

Вот, брат ты, мой, кабы полны вентеря вытащить!» Внезапно точно кто отпустил не в меру натянутые струны в душе Ивана Федотыча. Он как будто видел мучительный сон и, проснувшись, настолько овладел сбитым с толку и все еще дремлющим сознанием, что понял, что это был сон. Приятное чувство облегчения разлилось по всему его телу.

Но такое чувство не успело вызвать в, нем ни одной соответствующей мысли, ни одного связного представления; оно только вспыхнуло, осветило тягостную путаницу сознания и не то что погасло, а тотчас же сменилось глубокою усталостью.

Он лег, где стоял, прямо на мокрую траву, и крепко заснул.

Горячий блеск пробудил его… Заливы, плесы, омут, столь угрюмый ночью, ближние и дальние извивы реки, поля и степь, обрызганные росою, удивительно прозрачное небо — все сверкало навстречу восходящему солнцу. Ветерок едва тянул… Серебристый звон жаворонков радостными и нежными переливами рассыпался в воздухе. Из ближнего леса доносилось разноголосое щебетанье. Иван Федотыч открыл глаза, быстро зажмурился от сильного блеска, потом опять взглянул… пришел в себя, узнал место, — это было верстах в десяти от Гарденина, — и пробормотал:

— Господи, господи, куда это я попал?

Вдруг восторженная детская радость им овладела. Его душа как будто отозвалась согласными тонами на все, что делалось кругом него; в ней точно запело и засверкало, повеяло бодрою утреннею свежестью… Все происшедшее он припомнил до мельчайших подробностей; но ни одно из прежних ощущений не возвращалось к нему, прежние мысли казались несообразными. Все теперь представлялось ему в ином свете. Мысли с какою-то даже торопливостью подлаживались к новому, утреннему настроению Ивана Федотыча, оживляли его бессознательную радость. «Что же это я?.. Надо идти, — сказал он громко. — Танюша теперь невесть что подумает… Ах ты, горюшечка моя милая!» — и быстро зашагал по меже к Гарденину.

Окрестности, вчера еще тусклые и печальные, истомленные засухой с неясною и скучною далью, казались преображенными. Они точно раздвинулись, сделались шире, просторнее, светлее, заиграли свежими и сочными красками, оживотворились каким-то ликующим выражением. Потому что это было после грозы.

XII

Как ждали и как встретили холеру в народе и в застольной. — Николай являет из себя отпетого человека — Чем занимается Иван Федотыч. — Татьяна — Страх Агафокла — «Понурая женщина в черном». — Мысли старые как мир. — Убийство — Смерть «афеиста» — Радикалка Веруся, становой Фома Фомич и следственное производство. — Встреча.