Гаргантюа и Пантагрюэль

– Поедем же к ним поскорее, – сказал Пикрошоль, – я очень хочу быть также императором трапезундским. Разве мы не перебьем всех этих собак – турок и магометан?

– А какого же черта! – сказали они. – Что нам еще делать? И вы раздадите их земли и имения тому, кто вам честно будет служить.

– Сам разум того требует; это только справедливо, – сказал он. – Вам я даю Карманию, Сирию и всю Палестину!

– А, это очень милостиво с вашей стороны. Весьма благодарны вам, государь, – сказали они. – Да даст вам господь вечное благополучие!

Тут присутствовал один старый дворянин, человек испытанный в различных приключениях, подлинный воин, по имени Эхефрон; слыша такие речи, он сказал:

– Я очень боюсь, что все это ваше предприятие похоже на известный фарс про горшок с молоком, благодаря которому один башмачник мечтал разбогатеть, а горшок разбился, и ему нечем было пообедать. Чего вы добьетесь путем таких славных побед? Каков будет конец стольких трудов и злоключений?

– Конец будет таков, что, возвратившись, мы отдохнем в свое удовольствие, – сказал Пикрошоль.

– Ну, а в том случае, – спросил Эхефрон, – если вы никогда не возвратитесь? Ведь путешествие и долгое и опасное. Не лучше ли было бы отдохнуть теперь, не подвергаясь случайностям?

– О, – сказал Спадассен, – ей-богу, вот мечтатель! Ну что ж, забьемся в угол у камина и будем вместе с дамами коротать свой век за нанизыванием жемчуга или за прялкой, как Сарданапал. «Избегаяй рати ни коня ни осла не имать», – сказал еще Соломон.

– «А кто слишком, – сказал Эхефрон, – станет рисковать, и осла и коня может потерять», – ответил Малькон.

– Ну, довольно, – сказал Пикрошоль, – идем дальше. Боюсь я только этих чертовских легионов Грангузье. Что, если – пока мы будем в Месопотамии – они пойдут на нас с тылу? Какое средство против этого?

– Очень хорошее, – сказал Мердайль. – Маленький приказ, который вы пошлете московитам, в один миг доставит на поле брани четыреста пятьдесят тысяч отборных бойцов. О, если бы меня сделали вашим наместником, я бы наколотил вам их! Затопчу, загрызу, захвачу, разнесу, – сокрушу!

– Ну, ну, – сказал Пикрошоль, – теперь поторопитесь. Кто меня любит, пусть следует за мной!

ГЛАВА XXXIV. Как Гаргантюа оставил Париж, чтобы поспешить на помощь родине, и как Гимнаст встретил неприятеля

В этот самый час Гаргантюа, на своей громадной кобыле выехавший из Парижа сразу по прочтении письма от отца, проехал уже мост Ноннэн; с ними были Понократ, Гимнаст и Эвдемон, которые, чтобы поспевать за ним, взяли почтовых лошадей. Остальной обоз, везущий его книги и философские приборы, шел обычной скоростью. Приехав в Парилье, Гаргантюа получил известие от арендатора Гугэ, что Пикрошоль укрепился в Ла-Рош-Клермо и послал капитана Трипе с большой армией атаковать леса Вед и Вогодри, и что посланные грабили все дворы вплоть до винодельни Бильяр и, чему было странно и трудно верить, творили насилия по всей стране. Гаргантюа был напуган этим и не знал, что говорить и что делать.

Но Понократ дал ему совет: отправиться к господину де-Вогийону, который был их другом и союзником с давнего времени, и у него получше осведомиться обо всех делах. Так немедленно они и сделали и нашли его в полной готовности помочь им. Он был того мнения, что хорошо бы послать кого-нибудь из своих людей разведать о положении в стране и состоянии неприятеля, и потом действовать согласно плану, соответствующему моменту. Гимнаст вызвался идти; но было решено, чтобы для лучшего успеха он взял с собой кого-нибудь, кто знал бы все дорожки и тропинки и реки в окрестностях. Поэтому он отправился с Преленганом, конюшим Вогийона, и они бесстрашно обследовали местность во всех направлениях. Гаргантюа тем временем отдохнул и подкрепил силы со своими людьми, велев дать меру овса его кобыле; это было семьдесят четыре мюйда[99] и три четверика.

Гимнаст, едучи со своим товарищем, встретил врагов, рассыпавшихся в беспорядке, грабивших и ворующих все, что могли. Заметив их издали, разбойники сбежались толпою, чтобы их почистить. Тогда Гимнаст закричал им:

– Господа, я – бедный дьявол, я прошу вас помиловать меня. У меня еще есть несколько экю; мы на них выпьем: это, как говорится, aurum potabile[100]

; а лошадь мою продадим, чтобы оплатить мое счастливое прибытие; после этого считайте меня своим, потому что нет человека, который сумеет изловить, нашпиговать, изжарить, приготовить и, ей-богу, разрезать и приправить курочку, как я. За мой proficiat[101], пью за всех добрых товарищей!

Тут Гимнаст открыл свою железную бутыль и, запрокинув голову, изрядно выпил. Бездельники смотрели на него, разинув рот на целый фут и высунув язык, как борзые собаки, в ожидании выпить после него, но в эту минуту подбежал капитан Трипе – посмотреть, что здесь делается.

Гимнаст предложил ему свою бутыль, говоря:

– Нате, капитан, пейте смело; я уж попробовал: это вино из Ла-Фэ-Монжо.

– Как, – сказал Трипе, – этот мужлан потешается над нами! Кто ты такой?