Читаем Гарики предпоследние полностью

в душе иссяк терпения запас,

трёхмерность бытия обрыдла ей,

и боль её окутывает нас.

442


Теперь, когда я крепко стар,

от мира стенкой отгорожен,

мне Божий глас народа стал

докучлив и пустопорожен.

443


Слушая полемик жаркий бред,

я люблю накал предубеждения,

ибо чем туманнее предмет,

тем категоричнее суждения.

444


Заглядывая в канувшее прошлое,

я радуюсь ему издалека:

уже оно красивое, киношное,

и даже театральное слегка.

445


Нет, я не зябко и не скудно

жил без единого кумира,

но без него ужасно трудно

во мгле безжалостного мира.

446


Я у философа Декарта

прочёл и помню с той поры,

что если прёт худая карта,

разумней выйти из игры.

447


Повсюду нынче злобой пахнет скверно,

у Бога созревает новый план,

Его ведь консультируют, наверно,

Аттила, Чингисхан и Тамерлан.

448


Мечта – весьма двусмысленный росток,

и Бог, хотя сочувствует мечтам,

скорее милосерден, чем жесток,

давая расцвести не всем цветам.

449


Наш каждый возраст – как гостиница:

мы в разных думаем о разном,

и только лёгкость оскотиниться

живёт везде живым соблазном.

450


Я личное имею основание

не верить сильной пользе от учения:

я лично получал образование,

забытое в минуту получения.

451


Именно пробелы и зазоры,

а не толчея узлов и нитей

тихо сопрягаются в узоры

истинного кружева событий.

452


Все слухи, сплетни, клевета

и злой молвы увеселения —

весьма нужны, чтоб не пуста

была душа у населения.

453


Наш мир уже почти понятен,

загадки тают, словно снег,

из непостижно белых пятен

остался только человек.

454


Когда весь день бывал я весел

и не темнело небо синее,

то я намного меньше весил —

не вес ли клонит нас в уныние?

455


Я даже не смыкая век

лежать люблю – до обожания,

ведь сам по сути человек —

продукт совместного лежания.

456


Хоть мысли наши Господу угодны,

в одном забавно схожи все они:

высокие раздумья – многоводны,

что делает их реками херни.

457


Кормёжка служит нам отрадой,

Бог за обжорство нас простит,

ведь за кладбищенской оградой

у нас исчезнет аппетит.

458


В душе – глухая безнадёга,

в уме кипит пустой бульон;

а вариант поверить в Бога

давно отвергли я и Он.

459


Почему-то порою весенней

часто снится, внушая мне страх,

будто я утопаю в бассейне,

где вода мне всего лишь по пах.

460


Года мои стремглав летели,

и ныне – Бог тому свидетель —

в субботу жизненной недели

мое безделье – добродетель.

461


Из мелочи, случайной чепухи,

из мусора житейского и сора

рождаются и дивные стихи,

и долгая мучительная ссора.

462


Я часто думаю теперь —

поскольку я и в мыслях грешен, —

что в судьбах наших счёт потерь

числом даров уравновешен.

463


Не грусти, обращаясь во прах,

о судьбе, что случилась такой,

это тяжко на первых порах,

а потом тишина и покой.

464


Наш небольшой планетный шарик

давно живёт в гавне глубоком,

Бог по нему уже не шарит

своим давно уставшим оком.

465


А там и быт совсем другой —

в местах, куда Харон доставит:

то чёрт ударит кочергой,

то ангел в жопу свечку вставит.

466


Об этом я задумался заранее:

заведомо зачисленный в расход,

не смерти я боюсь, а умирания,

отсутствие мне проще, чем уход.

467


Я писал, как думал, а в итоге

то же, что в начале, ясно мне:

лучше легкомысленно – о Боге,

чем высокопарно – о хуйне.

468


Забавный всё-таки транзит:

вдоль по судьбе через года

волочь житейский реквизит

из ниоткуда в никуда.

469


Ты ничего не обещаешь,

но знаю: Ты меня простишь,

ведь на вранье, что Ты прощаешь,

основан Твой земной престиж.

470


Везде, где вслух галдят о вечном,

и я, любуясь нежной птахой,

печально мыслю: где бы лечь нам,

послав печаль и вечность на хуй?

471


С той поры не могу я опомниться,

как позор этот был обнаружен:

я узнал, что мерзавка-любовница

изменяла мне с собственным мужем.

472


Судьбы случайное сплетение,

переплетенье рук и ног,

и неизбежное смятение,

что снова так же одинок.

473


Появилось ли что-то во взгляде?

Стал угрюмее с некой поры?

Но забавно, как чувствуют бляди,

что уже я ушёл из игры.

474


Начал я с той поры, как подрос,

разбираться во взрослых игрушках,

и немало кудрявых волос

на чужих я оставил подушках.

475


Беда с романами и шашнями,

такими яркими в начале:

едва лишь делаясь вчерашними,

они тускнели и мельчали.

476


Мы лето разве любим за жару?

За мух? За комаров? Намного проще:

за летнюю повсюдную игру

в кустах, на берегу и в каждой роще.

477


Во флирте мы весьма поднаторели

и, с дамой заведя пустую речь,

выводим удивительные трели,

покуда размышляем, где прилечь.

478


У мужиков тоску глобальную

понять-постичь довольно просто:

мы ищем бабу идеальную,

а жить с такой – смертельно постно.

479


Любовным играм обучение —

и кайф, и спорт, и развлечение.

480


Смешной забаве суждено

плыть по течению столетий:

из разных мест сойдясь в одно,

два пола шаркают о третий.

481


Мы все танцуем идеально,

поскольку нет особой сложности

напомнить даме вертикально

горизонтальные возможности.

482


Не зря ли мы здоровье губим,

виясь телами в унисон?

Чем реже мы подругу любим,

тем чаще нас ласкает сон.

483


Постичь я не могу, но принимаю

стихию женских мыслей и причуд,

а если что пойму, то понимаю,

что понял это поздно чересчур.

484


Всюду плачется загнанный муж

на супружества тяжкий обет,

но любовь – это свет наших душ,

а семья – это плата за свет.

485


Неправда, что женщины – дуры,

мужчины умней их едва ли,

домашние нежные куры

немало орлов заклевали.

486


Перейти на страницу:

Похожие книги

Идущие на смех
Идущие на смех

«Здравствуйте!Вас я знаю: вы те немногие, которым иногда удаётся оторваться от интернета и хоть на пару часов остаться один на один со своими прежними, верными друзьями – книгами.А я – автор этой книги. Меня называют весёлым писателем – не верьте. По своей сути, я очень грустный человек, и единственное смешное в моей жизни – это моя собственная биография. Например, я с детства ненавидел математику, а окончил Киевский Автодорожный институт. (Как я его окончил, рассказывать не стану – это уже не юмор, а фантастика).Педагоги выдали мне диплом, поздравили себя с моим окончанием и предложили выбрать направление на работу. В те годы существовала такая практика: вас лицемерно спрашивали: «Куда вы хотите?», а потом посылали, куда они хотят. Мне всегда нравились города с двойным названием: Монте-Карло, Буэнос-Айрес, Сан-Франциско – поэтому меня послали в Кзыл-Орду. Там, в Средней Азии, я построил свой первый и единственный мост. (Его более точное местонахождение я вам не назову: ведь читатель – это друг, а адрес моего моста я даю только врагам)…»

Александр Семёнович Каневский

Юмористические стихи, басни
Шаг за шагом
Шаг за шагом

Федоров (Иннокентий Васильевич, 1836–1883) — поэт и беллетрист, писавший под псевдонимом Омулевского. Родился в Камчатке, учился в иркутской гимназии; выйдя из 6 класса. определился на службу, а в конце 50-х годов приехал в Петербург и поступил вольнослушателем на юридический факультет университета, где оставался около двух лет. В это время он и начал свою литературную деятельность — оригинальными переводными (преимущественно из Сырокомли) стихотворениями, которые печатались в «Искре», «Современнике» (1861), «Русском Слове», «Веке», «Женском Вестнике», особенно же в «Деле», а в позднейшие годы — в «Живописном Обозрении» и «Наблюдателе». Стихотворения Федорова, довольно изящные по технике, большей частью проникнуты той «гражданской скорбью», которая была одним из господствующих мотивов в нашей поэзии 60-х годов. Незадолго до его смерти они были собраны в довольно объемистый том, под заглавием: «Песни жизни» (СПб., 1883).Кроме стихотворений, Федорову, принадлежит несколько мелких рассказов и юмористически обличительных очерков, напечатанных преимущественно в «Искре», и большой роман «Шаг за шагом», напечатанный сначала в «Деле» (1870), а затем изданный особо, под заглавием: «Светлов, его взгляды, его жизнь и деятельность» (СПб., 1871). Этот роман, пользовавшийся одно время большой популярностью среди нашей молодежи, но скоро забытый, был одним из тех «программных» произведений беллетристики 60-х годов, которые посвящались идеальному изображению «новых людей» в их борьбе с старыми предрассудками и стремлении установить «разумный» строй жизни. Художественных достоинств в нем нет никаких: повествование растянуто и нередко прерывается утомительными рассуждениями теоретического характера; большая часть эпизодов искусственно подогнана под заранее надуманную программу. Несмотря на эти недостатки, роман находил восторженных читателей, которых подкупала несомненная искренность автора и благородство убеждений его идеального героя.Другой роман Федорова «Попытка — не шутка», остался неоконченным (напечатано только 3 главы в «Деле», 1873, Љ 1). Литературная деятельность не давала Федорову достаточных средств к жизни, а искать каких-нибудь других занятий, ради куска хлеба, он, по своим убеждениям, не мог и не хотел, почему вместе с семьей вынужден был терпеть постоянные лишения. Сборник его стихотворений не имел успеха, а второе издание «Светлова» не было дозволено цензурой. Случайные мелкие литературные работы едва спасали его от полной нищеты. Он умер от разрыва сердца 47 лет и похоронен на Волковском кладбище, в Санкт-Петербурге.Роман впервые был напечатан в 1870 г по названием «Светлов, его взгляды, характер и деятельность».

Андрей Рафаилович Мельников , Иннокентий Васильевич Омулевский , Иннокентий Васильевич Федоров-Омулевский , Павел Николаевич Сочнев , Эдуард Александрович Котелевский

Приключения / Детская литература / Юмористические стихи, басни / Проза / Русская классическая проза / Современная проза