Читаем Гарики предпоследние полностью

Овеян двусмысленной славой,

ласкаю сустав подагрический,

а где-то с распутной шалавой

гуляет мой образ лирический.

531


Многим птицам вил я гнёзда

на ветвях души моей,

только рано или поздно

пташки гадили с ветвей.

532


Поскольку в жизненном меню —

увы – нам большего не дали,

я женщин искренне ценю

за обе стороны медали.

533


По весне как козырная карта

без жеманства, стыда и надменности

для поимки любовного фарта

оголяются все сокровенности.

534


Увы, но в жизни скоротечной

с годами вянет благодать

уменья вспыхнуть к первой встречной

и ей себя всего отдать.

535


Профан полнейший в туфлях, бусах —

эстетской жилки я лишён,

зато сходился я во вкусах

с мужьями очень разных жён.

536


Загадочно мне женское сложение —

духовного и плотского смешение,

где мелкое телесное движение

меняет наше к бабе отношение.

537


Семья – устройство не вчерашнее,

уже Сенека замечает:

мужик – животное домашнее,

но с удовольствием дичает.

538


Податливость мою хотя кляну,

однако же перечить не рискую:

мужчина, не боящийся жену,

весьма собой позорит честь мужскую.

539


Многим дамам ужимками лестными

я оказывал знаки внимания,

потому что с учтивыми жестами

тесно связан успех вынимания.

540


Любовь – не только наслаждение:

и по весне, и в ноябре

в любви есть самоутверждение,

всегда присущее игре.

541


Зная книгу жизни назубок,

текста я из виду не теряю,

важную главу про поебок

я весьма усердно повторяю.

542


Глубоким быть философом не надо,

повсюду видя связи и следы:

любовью мир удержан от распада,

а губят этот мир – её плоды.

543


Наукой все границы стёрты,

на днях читал уже в печати я,

что девки делают аборты

от непорочного зачатия.

544


Необходим лишь первый шаг

туда, где светит согрешение,

а после слабая душа

сама впадает в искушение.

545


За мелким вычетом подробностей

невмочь ни связям, ни протекции

помочь ни в области способностей,

ни в отношении эрекции.

546


Весной зацвёл горох толчёный,

влюбился в рыбу крокодил,

пошёл налево кот учёный

и там котят себе родил.

547


Меняются каноны и понятия,

вид мира и событий, в нём текущих,

одни только любовные объятия —

такие же, как были в райских кущах.

548


В беседе с дамой много проще

воспринимать её на ощупь.

549


Когда мы видим лик прелестный

и слов уже плетётся вязь,

то блекнет весь пейзаж окрестный,

туманным фоном становясь.

550


Порой грущу при свете лунном,

томясь душой перед рассветом,

что снюсь, возможно, девам юным,

но не присутствую при этом.

551


Под фиговым порой таится листиком

такое, что не снилось даже мистикам.

552


Пускай на старческой каталке

меня сей миг везут к врачу,

когда вакханку от весталки

я в первый раз не отличу.

553


Пройдёт и канет час печальный,

и я меж ангелов небесных

увижу свет первоначальный

и грустно вспомню баб телесных.

554


Сыграет ангел мой на дудочке,

что мне пора пред Божье око,

и тут же я смотаю удочки,

и станет рыбкам одиноко.

555


С какой-нибудь

из дивно зрелых дам

пускай застигнет смерть

меня на ложе,

окликнет Бог меня:

– Ты где, Адам?

А я ему отвечу:

– Здесь я, Боже!

556


Всуе прах мой не тревожь,

а носи бутылки,

пусть ебётся молодёжь

на моей могилке.

557


Видя старческую прыть,

бабы разбегаются,

дед их дивно мог покрыть,

а они пугаются.

558


Это враки, что выдохся я,

сочинялись бы книжка за книжкой,

но состарилась Муза моя

и стихи мне диктует с одышкой.

559


Хоть пыл мой возрастом уменьшен,

но я без понта и без фальши

смотрю на встречных юных женщин

глазами теми же, что раньше.

560


Сейчас, когда уже я старожил,

я верен обывательским пределам —

не то чтобы я жизнью дорожил,

но как-то к ней привык душой и телом.

561


От чего так устал? Ведь не камни таскал.

А подвыпив, ещё порываюсь я петь;

но всё время тоска, и повсюду тоска —

помоги мне, Господь, эту жизнь дотерпеть.

562


Прекрасна юная русалка,

предела нету восхищению,

и лишь до слёз матросу жалко,

что хвост препятствует общению.

563


Хотя проходит небольшой

отрезок нашей биографии,

хоть мы такие же душой —

нас жутко старят фотографии.

564


Когда мы начинаем остывать

и жизнь уже почти что утекла,

мы ценим нашу ветхую кровать

как средство сохранения тепла.

565


Дряхлый турист повсеместно

льётся густыми лавинами:

старым развалинам лестно

встретиться взглядом с руинами.

566


Старушке снятся дни погожие

из текших много лет назад,

когда кидались все прохожие

проситься к ней в Нескучный сад.

567


Творец расчислил наперёд

любое наше прекословье:

вторая молодость берёт

у нас последнее здоровье.

568


Я вязну в тоскливых повторах,

как будто плывут миражи;

встречаются сутки, в которых

уже точно так же я жил.

569


Если ближе присмотреться,

в самом хилом старикашке

упоённо бьётся сердце

и шевелятся замашки.

570


Время хворей и седин —

очень тяжкая проверка

утлых банок от сардин,

серых гильз от фейерверка.

571


Вместе со всеми впадая в балдёж

и на любые готовы падения,

вертятся всюду, где есть молодёжь,

дедушки лёгкого поведения.

572


Наше время ступает, ползёт и идёт

по утратам, потерям, пропажам,

в молодые годится любой идиот,

а для старости – нужен со стажем.

573


Да, молодые соловьи,

моё былое – в сером пепле,

зато все слабости мои

набрали силу и окрепли.

574


Не манят ни слава, ни власть,

с любовью – глухой перекур,

осталась последняя страсть —

охота на жареных кур.

575


Я не только снаружи облез,

я уже и душевно такой,

моего сластолюбия бес

Перейти на страницу:

Похожие книги

Идущие на смех
Идущие на смех

«Здравствуйте!Вас я знаю: вы те немногие, которым иногда удаётся оторваться от интернета и хоть на пару часов остаться один на один со своими прежними, верными друзьями – книгами.А я – автор этой книги. Меня называют весёлым писателем – не верьте. По своей сути, я очень грустный человек, и единственное смешное в моей жизни – это моя собственная биография. Например, я с детства ненавидел математику, а окончил Киевский Автодорожный институт. (Как я его окончил, рассказывать не стану – это уже не юмор, а фантастика).Педагоги выдали мне диплом, поздравили себя с моим окончанием и предложили выбрать направление на работу. В те годы существовала такая практика: вас лицемерно спрашивали: «Куда вы хотите?», а потом посылали, куда они хотят. Мне всегда нравились города с двойным названием: Монте-Карло, Буэнос-Айрес, Сан-Франциско – поэтому меня послали в Кзыл-Орду. Там, в Средней Азии, я построил свой первый и единственный мост. (Его более точное местонахождение я вам не назову: ведь читатель – это друг, а адрес моего моста я даю только врагам)…»

Александр Семёнович Каневский

Юмористические стихи, басни
Шаг за шагом
Шаг за шагом

Федоров (Иннокентий Васильевич, 1836–1883) — поэт и беллетрист, писавший под псевдонимом Омулевского. Родился в Камчатке, учился в иркутской гимназии; выйдя из 6 класса. определился на службу, а в конце 50-х годов приехал в Петербург и поступил вольнослушателем на юридический факультет университета, где оставался около двух лет. В это время он и начал свою литературную деятельность — оригинальными переводными (преимущественно из Сырокомли) стихотворениями, которые печатались в «Искре», «Современнике» (1861), «Русском Слове», «Веке», «Женском Вестнике», особенно же в «Деле», а в позднейшие годы — в «Живописном Обозрении» и «Наблюдателе». Стихотворения Федорова, довольно изящные по технике, большей частью проникнуты той «гражданской скорбью», которая была одним из господствующих мотивов в нашей поэзии 60-х годов. Незадолго до его смерти они были собраны в довольно объемистый том, под заглавием: «Песни жизни» (СПб., 1883).Кроме стихотворений, Федорову, принадлежит несколько мелких рассказов и юмористически обличительных очерков, напечатанных преимущественно в «Искре», и большой роман «Шаг за шагом», напечатанный сначала в «Деле» (1870), а затем изданный особо, под заглавием: «Светлов, его взгляды, его жизнь и деятельность» (СПб., 1871). Этот роман, пользовавшийся одно время большой популярностью среди нашей молодежи, но скоро забытый, был одним из тех «программных» произведений беллетристики 60-х годов, которые посвящались идеальному изображению «новых людей» в их борьбе с старыми предрассудками и стремлении установить «разумный» строй жизни. Художественных достоинств в нем нет никаких: повествование растянуто и нередко прерывается утомительными рассуждениями теоретического характера; большая часть эпизодов искусственно подогнана под заранее надуманную программу. Несмотря на эти недостатки, роман находил восторженных читателей, которых подкупала несомненная искренность автора и благородство убеждений его идеального героя.Другой роман Федорова «Попытка — не шутка», остался неоконченным (напечатано только 3 главы в «Деле», 1873, Љ 1). Литературная деятельность не давала Федорову достаточных средств к жизни, а искать каких-нибудь других занятий, ради куска хлеба, он, по своим убеждениям, не мог и не хотел, почему вместе с семьей вынужден был терпеть постоянные лишения. Сборник его стихотворений не имел успеха, а второе издание «Светлова» не было дозволено цензурой. Случайные мелкие литературные работы едва спасали его от полной нищеты. Он умер от разрыва сердца 47 лет и похоронен на Волковском кладбище, в Санкт-Петербурге.Роман впервые был напечатан в 1870 г по названием «Светлов, его взгляды, характер и деятельность».

Андрей Рафаилович Мельников , Иннокентий Васильевич Омулевский , Иннокентий Васильевич Федоров-Омулевский , Павел Николаевич Сочнев , Эдуард Александрович Котелевский

Приключения / Детская литература / Юмористические стихи, басни / Проза / Русская классическая проза / Современная проза