Он бросил трубку, и к нему вернулись органы чувств и физиологические потребности. Болели колени и грудь, свирепо гудел пустой желудок, глаза исходили слезами от рези хронического недосыпа. Кроме того, от него несло перегаром, отражение которого он чуял даже от противоположной стены. Но все это было неважно в сравнении с вдруг обретенным спасением. Он сварил кофе, наглотался алка-зельтцера, съел зубчик чеснока, чтобы отбить запах алкоголя, тут же вспомнил, куда едет, и заел чеснок целым лимоном, прямо в кожуре, перекашиваясь лицом, как больной нервным тиком. Перевязочных материалов в спешных поисках он не нашел и налепил на разбитые колени обрывки газет. Прыжок в джинсы и мятую футболку. Руки дрожат, от алка-зельтцера почему-то тошнит, но это все ерунда – через две минуты он на улице, тут же вспомнив, что оставил дома водительские права, но уже не возвращаясь за ними, чтобы не питать себя страхом плохих предзнаменований по дороге к ней. Если его попробуют задержать, он уйдет от любой погони.
Но его никто не задержал, и, хотя чувствовал он себя отвратительно, испытывая жуткую слабость и тошноту, ему удалось без приключений добраться до нее. Он остановил машину в лесном тупичке возле решетки, ограждавшей ее дом. Так у них было условлено, потому что в округе ее помнила каждая собака и она не хотела лишних пересудов. Здесь в решетке оставался узкий проход, которым пользовались только те, кто по каким-либо причинам не мог войти в двухэтажный дом с парадного входа. Он не сигналил, позвонив ей заранее, что подъезжает. Просто ждал, откинувшись головой на спинку сиденья и глядя в уже темнеющий вечерним светом проход решетки. Его сердце опять расшалилось не на шутку. Он не знал, как себя вести. Ему никогда не было стыдно. Сегодня его просто разрывало на части чувство вины, и каждая часть при этом еще пускала пузыри тошнотворного алка-зельтцера.
Ее силуэт в джинсах и летней курточке с капюшоном он угадал сразу. Она катила за собой на колесиках средних размеров чемодан, цокая каблучками, чуть-чуть сутулясь и несколько по-мальчишески переваливаясь с ноги на ногу. Эти ее особенности походки он успел выучить наизусть, они нравились ему больше всего, как наглядное подтверждение, что он имеет дело с живым человеком, а не синтетическим продуктом идеального производства. Поспешно выбираясь из машины, он вспомнил ее рассказ об участии в показе мод какой-то итальянской подруги. Он машинально представил Лапочку среди каких-нибудь Кэмпбелл или Евангелист, улыбнулся и растаял в нежнейшей волне пушистой и уютной жалости. Нет, он не считал, что она в чем-то уступает этим штампованным красавицам. Просто место Лапочки не на рафинированных парадах красоты, а ее шаг не должен зависеть от отмашки даже самого знаменитого кутюрье. Она вне этого. Она над этим. Она королева, а регламентированное движение внизу происходит ради нее. Ее обманули, дружеской улыбкой заманив на этот парад. Маленькая доверчивая девочка…
Он встретил ее по ту сторону решетки и прижал к себе.
– Я так испугался, – прошептал он ей в завитушку, прикрывавшую ушко.
– Поедем быстрее, – попросила она, едва он ослабил хватку. – А то нас могут увидеть соседи…
– Ты меня точно простила? – спросила он, выруливая на большую дорогу.
– Я же еду к тебе…
– Тогда окажи мне услугу – сядь за руль. Я еще не отошел от вчерашнего, и меня немного колбасит.
– Давай, – согласилась она.
Он остановился, они пересели.
– Пристегнуться не хочешь? – спросила она.
– Нет. Зачем?
– Ну, не знаю. Просто некоторые говорят, что я быстро езжу.
– Наверно, не быстрее меня, – усмехнулся он.
Она неопределенно хмыкнула и тронула машину с места. Он прикурил сигарету, но уже в следующую минуту закусил ее зубами и вцепился в ручку над сиденьем пассажира. Она была сумасшедшей. Или у нее отсутствовал нервный центр, отвечающий за чувство опасности. Он мельком глянул на спидометр: 150, 160, 180… Они проскакивали между трейлерами, едва не касаясь их зеркалами. Захватывали на полкорпуса встречную полосу на поворотах. Подрезали в наказание неуступчивых водителей. Мелькнула и осталась далеко позади одинокая фигурка обалдевшего гаишника, не успевшего даже взмахнуть палочкой. На крутом спуске машина пролетела в воздухе несколько метров, и только на въезде в город Лапочка наконец впервые прикоснулась к тормозам, с видимым сожалением осаживая разбушевавшееся под ней авто.
– Хорошая машина, – бесстрастно констатировала она. – Мягко идет.
– Я не сильно испортил воздух? – еле-еле сподобился он на шутку, отрывая от пересохших губ сгоревшую до фильтра сигарету.
– Испугался? – засмеялась она.
– Не успел, слишком быстро все произошло.
– Ну, прости, больше так не буду. Это тебе в наказание за вчерашнее.