Читаем Гарнизон в тайге полностью

— Мы проморгали, а встречать жен надо мужьям. — Шаев вопросительно посмотрел на Мартьянова.

— Не могу! Сроки поджимают. Сроки, говорю, понимаешь?

— Подумай, Семен Егорович. Сроки выдержать легко, если люди работают спокойно и хорошо. Телефонограммы сбили всех с толку. Я распорядился, чтобы дежурный отвечал: «Ваш муж выехал». Хочешь ты этого или не хочешь, а день сегодня пропал.

Он снова взглянул на Мартьянова. На лице командира было все то же решительное «нет». Тогда Шаев «зашел с тыла».

— Прикинь по себе. Я сижу, как на иголках. Стыдно сознаваться, а это так. Жена приезжает. Жена-а, Семен Егорович!

Мартьянов тоже думал об Анне Семеновне… Мысли о ней преследовали, но он приглушал их. Размышлять о жене, когда все работают, значит, проявить слабость. Он ждал Анну Семеновну, приготовился тепло встретить ее. В комнате он навел порядок, сменил простыни и наволочки на подушках, обтер рамку и мысленно «поговорив» с фотографией жены, поставил ее на тумбочку. Уходя, он оглядел комнату, чтобы еще раз убедиться, все ли готово к встрече, и решил — сам не поедет, а пошлет только подводу за Анной Семеновной…

Шаев уловил колебание Мартьянова.

— Разве ты не ждал, не готовился встретить жену? — проникновенно спросил он вполголоса и заметил, как сначала блеснули глубокие и открытые глаза командира, потом нахмурились брови.

— Что же предлагаешь? — все еще не сдавался Мартьянов и подчеркнуто официально сказал: — Временем я дорожу и не соглашусь терять его, понимаешь?

— А к чему терять?

Мартьянов насторожился. Он догадывался, что Шаев нашел выход и упрекнул себя, что не мог найти сам. Вместо того, чтобы обрадоваться этому, он смутился.

— Объявить сегодняшний день выходным, а выходной отработать, — спокойно предложил Шаев.

День приезда жен начсостава был объявлен выходным днем. И потянулись двуколки, тачанки, лошади в седлах к полустанку Кизи. В корпусах городка остались холостяки. Но и они тоже обновляли, как женатые, скромную обстановку своих комнат. Это было хорошее чувство ожидания, бодрящее и подтягивающее. Оно захватило всех, но удивительным было в нем одно: никто не высказывал своего ожидания открыто. Люди старались быть занятыми. У каждого находилось дело. Раз выходной — почему не побриться. И брились. Начхоздовольствия дал распоряжение приготовить повкуснее обед в столовой начсостава. По такому случаю он кооптировал из красноармейской столовой лучшего повара гарнизона Павлова. Павлов на кухню пришел важным, требовательным. Он был на правах шефа. Осмотрев плиту, жаровни, заглянув в кладовую, он только тогда начал приготовлять обед. На плите жарились в масле макароны, готовился борщ, пеклись пышные пампушки и подрумяненные на огне пирожки с рисом и изюмом, варился компот. На столах появились цветы и трава в консервных банках, обернутых в цветную бумагу.

Музыканты около своего домика, выстроенного на отшибе, у опушки леса, высыпали на траву. Они начищали медные трубы, как перед парадом. Слышались вздохи баса, всхлипывания корнетов и певучие звуки флейт.

К Мартьянову обратился киномеханик. Он интересовался, какой сеанс лучше всего устроить для семей начсостава, хотя еще семьи не приехали.

— Крутите для красноармейцев все три сеанса. Семьям с дороги не до кино, понимаете?

— А я приготовил мелодраматическую картину «Кружева»…

— Она всем надоела, — Мартьянов засмеялся. — Сколько раз показывал ее?

— Не считал, — и начал оправдываться: — Не «Марионетки» же пускать. У нее большая изношенность… Не успеваешь склеивать ленту.

* * *

Зарецкий в ожидании жены передумал многое. Он сомневался в ее приезде, И когда в списке прибывших на полустанок увидел имя Ядвиги, неудержимо обрадовался. Направляясь из штаба на квартиру, он напевал арию Фигаро, и лицо его было блаженно. Зарецкий вспомнил, что арию любила жена, и повторил ее громче, словно рядом с ним по тропинке среди пней и редкого леса шла Ядвига и слушала его взволнованный, сильный голос. Он был чуточку опьянен и не заметил, что среди командиров в штабе находился Ласточкин. У Зарецкого не было оснований в чем-либо подозревать комвзвода, юнца, с пухленьким лицом, с родинкой на подбородке, накладывающей едва уловимый оттенок женственности на его облик.

Ласточкин не меньше Зарецкого был взволнован приездом Ядвиги, хотя у него в отношениях с нею осталась недоговоренность. Там, в Хабаровске, после внезапного отъезда Зарецкого он забежал однажды на квартиру к ней. Ядвига приняла его любезно. Он спросил о здоровье, потом предложил свою помощь. Это был товарищеский долг и скорее проявление уважения к ее мужу — старшему командиру, чем к Ядвиге. Зарецкая отказалась от каких-либо услуг, поблагодарила, посмеялась и пригласила сесть.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза