Гарпия с пропеллером

Ростислав съездил на Сомовское кладбище, нашел у самой ограды холмик, засыпанный пожухлыми букетами, увидел табличку с фамилией Титаренко, фотографию Милены, выпил бутылку водки за помин ее души и… впал в запой. «Отгудев» месяц, он пришел в себя, огляделся вокруг, познакомился с новой пассией. Жизнь потекла дальше. К Милене на могилу Ростислав больше никогда не ходил.

– Женой она мне не была, – оправдывался он сейчас, – обязательств никаких я не брал, да и сестра у нее есть, небось следит за могилой. Эх, жаль деньги пропали! Сейчас бы они мне пригодились, сумма была приличная, в долларах! Я все думал, кто ее спер? Менты, которые тело нашли, или сестричка родная?

Я спустилась на улицу и, вытащив из кармана куртки сигареты, пошла к машине. Приходько видел могилу Милены? И погибла она пять лет назад? Интересно, каким образом Милена ухитрилась воскреснуть и ограбить несчастного Олега? Сдается мне, хитроумная девица сама организовала собственную кончину, чтобы не отдавать тугрики. А роль сестры исполняла какая-нибудь очередная ее знакомая, которой бойкая Мила наплела с три короба.

Я влезла в «Пежо» и включила радио. «Ты знаешь, мама, – понесся заунывный напев, – он такой, он не такой, как все…»

Я поежилась, голос был въедливый, настырный. Он такой, он не такой… Вот и Милена такая, да не такая. И могилку себе подготовила! Ладно, сейчас уже поздно, завтра съезжу на Сомовское кладбище, найду это захоронение, а там посмотрим, может… И тут ожил мобильный. Ожидая, что это Маруська или Кеша, я схватила трубку. Но услышала совсем незнакомый баритон:

– Дарья Ивановна?

– Слушаю вас.

– Беспокоит Ильичев.

Я удивилась. Андрон Георгиевич – один из управляющих банка, в котором мы держим часть денег.

– Что-то случилось?

Андрон Георгиевич замялся:

– Можете сейчас подъехать ко мне в офис?

– Да, но…

– Извините, по телефону не могу.

В полном недоумении я развернула «Пежо». Что за неприятные новости приготовил мне Ильичев? Его банк больше не кредитоспособен? Хочет объявить о банкротстве? Конечно, это неприятно, но не смертельно. Львиная часть наших средств размещена в Швейцарии. Кто-то подобрал код и снял через банкомат некую сумму с моего счета? Ладно, беспокоиться зря не стану. Ясно одно, речь идет о радужных бумажках, которых у нас много, впрочем, и когда их было мало, из-за денег мы не расстраивались.

В относительно спокойном расположении духа я добралась до банка, улыбнулась охранникам и поднялась на третий этаж, где расположен роскошный кабинет Ильичева.

Андрон Георгиевич, нервно улыбаясь, предложил:

– Чай? Как всегда – с лимоном?

– Лучше будет, если вы сразу приступите к делу. Впрочем, кажется, я догадываюсь, что случилось. Вы банкрот?

Ильичев поперхнулся и замахал руками:

– Господь с вами! Дело в другом.

– В чем же?

Он замялся:

– Дарья Ивановна, мы с вами знакомы не первый год, и смею вас заверить, второго такого клиента у нас нет: неконфликтного, некапризного…

– Можете не продолжать, сама знаю, что я замечательная во всех отношениях особа.

– Бога ради, простите, если совершаю бестактность, – продолжал выписывать кренделя Ильичев, – в общем…

Он щелкнул рычажком. Один из телевизоров, стоящих у стены, ожил, его экран замерцал голубым светом, потом возникло изображение комнаты.

– Узнаете? – спросил Ильичев.

Я кивнула:

– Конечно, это ваша VIP-гостиная, я всегда там ожидаю большую сумму.

– Да не про помещение речь, – внезапно потерял свою приторную вежливость управляющий, – на кресло поглядите, то, которое в углу!

Я всмотрелась в экран и постаралась сохранить спокойствие.

– Машка! Там сидит моя дочь!

– Вот, – утирая пот со лба безукоризненно белым платком, сказал Ильичев, – поэтому я и позвонил.

Я слушала его рассказ, чувствуя, как меня охватывает тревога.

Часа полтора назад в банк явилась Маруська и попросила ни больше ни меньше как… двести тысяч долларов. Девочку здесь отлично знали, ее карточка в полном порядке, но служащий, увидев запрос, насторожился. До сих пор Маруська снимала не более пятисот «американских рублей». С вежливой улыбкой клерк сказал:

– Прошу вас подняться в VIP-гостиную и подождать, пока подготовят эту сумму.

Манюня не удивилась, мы не раз с ней вместе лакомились пирожными, которые тут подают особо дорогим в прямом и переносном смысле клиентам. Поэтому она спокойно прошла в помещение и сейчас, если верить изображению на экране, лопает корзиночку со взбитыми сливками.

Управляющий же, узнав о гигантской сумме, счел необходимым поставить меня в известность.

– Извините, если я совершил бестактность, – оправдывался он, – но, сами понимаете…

Я быстренько сгребла в кучу остатки ума и сообразительности. Так, пусть уж лучше Ильичев считает меня дурой, чем Манюню воровкой.

Изогнув бровь, я уставилась на управляющего.

– Хотите сказать, что наш счет иссяк?

– Нет, – растерянно ответил Андрон Георгиевич.

– Тогда почему не даете деньги?

Ильичев окончательно растерялся:

– Но… такая сумма… ребенок…

– Маша – взрослая девушка, остальные члены семьи заняты, вот ее и отправили в банк.

– Взять двести тысяч?!