Перо всё ещё выводило очередное слово, оно всё ещё выводило очередную букву…
Старый волшебник вскочил на ноги с такой скоростью, что изумил бы любого наблюдателя. Брошенное перо, так и не дописав букву, упало на пергамент. Волшебник молниеносно развернулся к дубовой двери — жёлтая мантия взметнулась, волшебная палочка ужасающей мощи прыгнула ему в руку…
И так же внезапно старый волшебник остановился, прервав её движение.
Чья-то рука трижды постучала в дубовую дверь.
Теперь уже медленнее беспощадная палочка вернулась в чехол, завязками прикреплённый внутри рукава его одежд. Старик сделал несколько шагов вперёд, выпрямился, принял официальный вид, сделал спокойное лицо. Перо на столе поднялось и опустилось рядом с пергаментом, будто его там аккуратно положили, а не бросили впопыхах, а сам пергамент перевернулся чистой стороной вверх.
Повинуясь безмолвному усилию воли, дубовая дверь распахнулась.
Сверкнули зелёные глаза, суровые как камень.
— Признаю, я впечатлён, Гарри, — тихо сказал старый волшебник. — Мантия Невидимости позволила бы тебе избежать моих несовершенных средств обнаружения, но я не почувствовал ни движения големов, ни вращения лестницы. Как ты сюда попал?
Мальчик сделал несколько шагов внутрь кабинета, позволив двери закрыться за его спиной.
— Я могу попасть, куда мне будет угодно, с разрешением или без, — голос мальчика казался спокойным. Может, даже слишком спокойным. — Я в вашем кабинете, потому что я так решил, и к чёрту пароли. Вы сильно ошибаетесь, директор Дамблдор, если считаете, будто я остаюсь в этой школе потому, что я здесь узник. Я просто не решил —
Несколько секунд старый волшебник просто смотрел на юного героя… А потом — медленно, чтобы не встревожить мальчика — его морщинистые пальцы открыли один из множества ящиков в столе, вытащили лист пергамента и опустили на столешницу.
— Четырнадцать, — сказал старый волшебник. — Вчера вечером было отправлено четырнадцать сов. Это, считая лишь тех, что были посланы семьям, которые имеют право голоса в Визенгамоте, либо семьям, владеющим значительным богатством, либо семьям, которые уже заключили союз с твоими врагами. Либо, как в случае с Робертом Джагсоном, всё сразу, ибо его отец — лорд Джагсон — Пожиратель смерти, а его дед — Пожиратель смерти, который погиб от палочки Аластора Хмури. Что в этих письмах написано, я не знаю, но догадаться нетрудно.
Мальчик сделал ещё несколько шагов вперёд. Его голова задралась выше — он не сводил взгляда с очков-полумесяцев. И почему-то создавалось ощущение, что мальчик смотрит на директора сверху вниз, а не снизу вверх.
— Значит, этот лорд Джагсон — Пожиратель смерти? — тихо сказал он. — Отлично. Значит, его жизнь уже куплена и оплачена, и я могу сделать с ним всё, что угодно, не испытывая этических проблем…
—
В голосе мальчика звенел лёд, созданный из воды чистейшего родника.
— Похоже, у вас сложилось мнение, что Свету положено жить в страхе Тьмы. Я же говорю: должно быть наоборот. Я бы предпочёл не убивать этого лорда Джагсона, хоть он и Пожиратель смерти. Но одного часа мозгового штурма с профессором Квирреллом с лихвой хватит, чтобы придумать какой-нибудь творческий способ уничтожить его финансово или изгнать из магической Британии. Думаю, это послужило бы хорошим примером.
— Признаться, — медленно проговорил старый волшебник, — мысль разорить пятисотлетний Дом и развязать с Пожирателем смерти войну до победного конца из-за потасовки в коридорах Хогвартса не приходила мне в голову, Гарри.
Старик поднял палец и подтолкнул им очки-полумесяцы, немного сползшие к кончику носа во время недавнего внезапного всплеска активности.
— Осмелюсь сказать, — продолжил он, — она не пришла бы в голову и мисс Грейнджер, и профессору МакГонагалл, и Фреду с Джорджем.