По крайней мере Гарри догадался, что, вопреки легендам, Старшая Палочка не содержит сердцевину из «волоса фестрала». Гарри видел фестралов, и это были скелетоподобные лошади с гладкой кожей без какой-либо видимой гривы на похожих на череп головах и без какой-либо растительности на костистых хвостах. Но к Гарри пока не пришло знание, какую сердцевину на самом деле содержит Старшая Палочка. И пока ему не удалось найти нигде на Старшей Палочке знак Даров Смерти — круг-треугольник-линия.
— Полагаю, — пробормотал Гарри, обращаясь к Старшей Палочке, — ты мне так просто не расскажешь?
Узловатая палочка не ответила. От неё по-прежнему исходило лишь ощущение славы и сдержанной силы, скептически наблюдающей за ним.
Гарри вздохнул и убрал самую могущественную палочку в мире в карман школьной мантии. Рано или поздно он разгадает эту загадку. Он надеялся, что справится с ней вовремя.
Может быть, даже быстрее, если кто-нибудь поможет ему с исследованиями.
На каком-то уровне Гарри понимал — нет, ему следует прекратить понимать что бы то ни было «на каком-то уровне» и начать просто понимать — Гарри ясно и сознательно понимал, что размышляет о Будущем в основном, чтобы не думать о приближающемся появлении Гермионы Грейнджер. Которую, когда она проснётся сегодня очень рано утром, выпишут из святого Мунго, и которая с помощью дымолётного порошка вернётся в Хогвартс вместе с профессором Флитвиком. Где она скажет профессору Флитвику, что ей надо немедленно поговорить с Гарри Поттером. Вся эта информация содержалась в записке, которую Гарри получил от себя самого сегодня утром, когда проснулся в спальне Когтеврана. Солнце к тому моменту уже встало. Гарри прочитал записку и переместился во время до рассветного часа, в который должна была прибыть Гермиона Грейнджер.
Небо уже целиком стало серо-синим. До рассвета оставалось совсем немного, когда Гарри услышал шаги на лестнице, ведущей в его новый кабинет. Гарри поспешно вскочил и принялся отряхивать мантию. Впрочем, он почти сразу же осознал, что он делает, и прекратил. Он только что победил Волдеморта, какого чёрта он так нервничает?
В проёме показалась голова и каштановые кудри юной ведьмы. Девочка огляделась. Затем она поднялась выше. Казалось, она почти бежит по ступенькам — словно у неё под ногами не лестница, а обычный пол, просто поставленный вертикально. Она оттолкнулась от последней ступеньки и выпрыгнула на крышу. Движение было настолько лёгким, что, если бы Гарри в этот миг моргнул, он бы его пропустил.
Губы Гарри беззвучно произнесли:
Заготовленные заранее слова вылетели у него из головы.
После, наверное, пятнадцатисекундного молчания Гермиона Грейнджер, наконец, заговорила. На ней была школьная мантия с синей оторочкой и галстук в сине-бронзовую полоску — цвета факультета, которому она по-настоящему принадлежала.
— Гарри, — от ужасно знакомого голоса Гермионы Грейнджер у Гарри из глаз едва не потекли слёзы, — прежде, чем я начну задавать вопросы, я бы хотела сказать «спасибо» за, м-м, за всё, что ты сделал. Я очень тебе благодарна, честно-честно. Спасибо тебе.
— Гермиона, — сказал Гарри и сглотнул. Он никак не мог произнести фразу: «ты мне разрешишь тебя обнять», с которой планировал начать разговор. — Добро пожаловать обратно. Подожди, я сейчас наложу парочку заклинаний для защиты от подслушивания.
Гарри достал Старшую Палочку, вытащил из кошеля книгу, открыл её на заложенной странице и аккуратно произнёс:
— У тебя палочка Дамблдора, — сказала Гермиона. Она говорила негромко, но в безмятежном утреннем воздухе её голос прогремел, как лавина. — Она позволяет тебе использовать заклинания четвёртого курса?
Гарри кивнул и мысленно напомнил себе, что ему следует более внимательно подходить к использованию Старшей Палочки на людях.
— Ничего, если я тебя обниму?
Гермиона словно подлетела к нему. Никогда раньше она не двигалась столь грациозно. Казалось, от неё исходит некая аура чистоты и непорочности. Гарри снова вспомнил, как мирно выглядела спящая Гермиона на алтаре Волдеморта…