Гарри Поттер и Реликвии Смерти

— Ты в порядке? — спросил он, увидев, что гоблин пошевелился, но тот лишь всхлипнул.

Гарри огляделся, всматриваясь в темноту. Недалеко от них под широким звездным небом, похоже, стоял коттедж, и ему показалось, что он заметил движение возле него.

— Добби, это Ракушечный Коттедж? — прошептал он, сжимая две волшебных палочки, прихваченных им из дома Малфоев, готовый к драке. — Мы пришли куда нужно? Добби?

Он оглянулся. Маленький эльф стоял в нескольких футах от него.

— ДОББИ!

Эльф слегка пошатнулся, звезды отразились в его маленьких, сияющих глазах. Он и Гарри одновременно посмотрели на серебряную рукоять ножа, торчащего из тяжело вздымающейся груди эльфа.

— Добби… нет… НА ПОМОЩЬ! — крикнул Гарри в сторону коттеджа, в сторону людей, которые там двигались. — НА ПОМОЩЬ!

Он не знал и не задумывался, были ли это волшебники или мугли, друзья или враги; все, что его волновало — это то, что темное пятно расползалось по груди Добби, и что он с мольбой протянул к Гарри свои худые руки. Гарри подхватил его и положил на бок, на прохладную траву.

— Добби, нет, не умирай, не умирай…

Взгляд эльфа нашел Гарри, и его губы задрожали от усилия, прикладываемого, чтобы произнести слова.

— Гарри… Поттер…

И после этого, чуть вздрогнув, эльф остался лежать неподвижно, и его глаза стали лишь огромными блестящими шарами, искрящимися светом звезд, которых они не могли видеть.

Глава 24. Создатель волшебных палочек

Гарри будто погрузился в старый кошмар; какое-то мгновение он снова стоял на коленях рядом с телом Дамблдора у подножия самой высокой башни Хогвартса, но в реальности он неотрывно смотрел на крохотное тельце, скорчившееся на траве, пронзенное серебряным ножом Беллатрикс. Гаррин голос все еще произносил: «Добби… Добби…» — даже несмотря на то, что, Гарри знал, эльф ушел туда, откуда уже не сможет ему ответить.

Через минуту или около того он осознал, что они в итоге все-таки достигли нужного места, ибо вокруг него, преклонившего колени над эльфом, стояли Билл и Флер, и Дин, и Луна.

— Гермиона? — резко произнес он. — Где она?

— Рон отнес ее внутрь, — ответил Билл. — С ней будет все нормально.

Гарри снова посмотрел вниз на Добби. Он протянул руку и вытащил острый клинок из тела эльфа, затем снял с себя куртку и накрыл ей Добби, как одеялом.

Море билось о скалы где-то поблизости; Гарри вслушивался в него, пока остальные разговаривали, обсуждали проблемы, которые были ему неинтересны, принимали решения. Дин отнес в дом раненого Грипхука, Флер поспешила за ними; теперь Билл предлагал что-то касательно похорон эльфа. Гарри соглашался, не очень сознавая, что именно он говорит. Кивая, он не отрывал взгляда от крохотного тела, и его шрам колол и горел, и в одном из уголков своего мозга Гарри, словно заглядывая в телескоп не с той стороны, видел, как Волдеморт наказывает тех, кто остался позади, в особняке Малфоев. Его ярость была невероятной, и, тем не менее, гаррино горе по Добби как бы уменьшало ее, так что она превратилась в отдаленный шторм, доходящий до Гарри через огромный безмолвный океан.

— Я хочу сделать это как надо, — были первые слова, сознательно произнесенные Гарри. — Не магией. У вас есть лопата?

И вскоре он приступил к работе. В одиночестве он начал рыть могилу в том месте, которое показал ему Билл, на краю сада, между кустов. Он копал яростно, наслаждаясь физической работой, ее немагичностью, ибо каждая капля пота, каждая мозоль была его даром эльфу, спасшему их жизни.

Шрам горел, но Гарри был хозяином своей боли; он чувствовал ее, но был отделен от нее. Наконец-то он научился контролю, научился закрывать свой разум от Волдеморта — то, чему, согласно желанию Дамблдора, он должен был выучиться у Снейпа. Точно так же, как Волдеморт не мог обладать Гарри, когда Гарри был поглощен горем по Сириусу, его мысли не могли проникать в Гарри теперь, когда он оплакивал Добби. Горе, похоже, отбрасывало Волдеморта прочь… хотя Дамблдор, естественно, сказал бы, что это любовь…

И Гарри продолжал копать, все глубже вгрызаясь в твердую, холодную землю, купая свое горе в поту, не обращая внимания на боль в шраме. В темноте, в компании лишь звуков собственного дыхания и морского прибоя все, что произошло в доме Малфоев, вернулось к нему, он вспомнил все, что слышал, и тогда во тьме распустился цветок понимания…

Мысли пульсировали в голове Гарри в такт работе рук. Реликвии… Хоркруксы… Реликвии… Хоркруксы… но больше он уже не горел тем странным, одержимым влечением. Горе от потери и страх затушили его: он чувствовал себя так, как будто его внезапно привели в чувство пощечиной.

Глубже и глубже погружался Гарри в могилу, и он знал, где был Волдеморт этой ночью, и кого он убил в самой высокой камере Нурменгарда, и зачем…

И он думал о Червехвосте, погибшем из-за одного маленького, бессознательного импульса милосердия… Дамблдор предвидел это… сколько еще всего он знал?

Гарри потерял счет времени. Он знал только, что вокруг слегка посветлело, когда к нему присоединились Рон и Дин.

— Как Гермиона?