— Да… и не только. Она… одним словом, замечательная. Рон, я очень хочу, чтобы Невил вернулся. Она сказала, что любила его.
— Мы его вернем. Я верю в Гермиону — она найдет. Гарри, а про меня Джинни сказала?
— Нет. Думала, наверное, что ты сам должен … — Гарри замолк, широко открыл глаза. Потом засмеялся.
Род бросил на него хмурый взгляд и отвернулся.
— Догадался, да? Я потому и не хотел говорить. Не хотел, чтобы над ней смеялись.
— Да нет… Рон, ты не понял! Я не над ней, ты что!
— Ну, если надо мной — ладно, я сейчас это нормально переношу!
— Нет! Ну ты опять не понял! Я просто от неожиданности! Прости, что так… Я не ждал, что именно ты… и Луна Лавгуд! Рон, поверь, я давно над ней не смеюсь. Луна была, наверное, самой необычной из всех нас. Я же видел, как она сражалась, пока мы пробивались к Волдеморту. И помню еще тогда, в Министерстве, когда она вытащила из боя и Джинни со сломанной ногой, и тебя под «Конфундусом»… Она тогда дольше всех оставалась невредимой. А как Луна сообразила насчет фестралов? Как летала на фестрале, будто всю жизнь этим занималась? Хотя села на него в первый раз…
Рон рассмеялся:
— Ну, это я могу объяснить. Ее папаша увлекается верховой ездой, а Луна — ты же знаешь — увлекается всем тем же, что и он.
— А, понятно. Хотя есть, наверное, разница — лошади не летают.
— Летают метлы. Мы иногда вместе летали. Гарри, она ничуть не хуже тебя — из пике выходит, когда до земли два дюйма, и успевает цветок сорвать!
— Правда? Жаль, не видел! Но это только подтверждает — она совершенно не ведает страха. Мы тогда шли вчетвером — я, она, Джинни, Невил, и они с Невилом сразу вышли вперед. Рон, она всех сметала, я правду говорю. Невил ее прикрывал, а она просто водила палочкой, вот так, — Гарри очертил в воздухе восьмерку, — и перед ней словно крутился невидимый смерч. Пожиратели взлетали в воздух футов на двадцать и падали куда-то далеко в сторону — мы с Джинни шли, как по дорожке, били только тех, кто пытался лезть слева и справа. И какое у Луны было лицо!
— Жуткое?
— Нет! Спокойное! Как будто играла в плюй-камушки! Кажется, я тогда впервые заметил, что она на самом деле красива… хотя нет, впервые я это заметил на шестом курсе, когда пригласил ее на вечеринку Слизнорта. Обычно ее всегда портит это ее выражение — ну, ты знаешь, о чем я — а тут она стала такой счастливой, не представляешь!
— Очень даже представляю, — задумчиво сказал Рон. — А что дальше было, Гарри? Я про битву. Ты не знаешь, как она погибла?
— Нет. Точно — нет. Только, боюсь, что… из-за меня.
Рон резко повернулся к нему.
— Не знаю, как они оказались в той лощине, — начал рассказывать Гарри. На сердце опять было тяжело. — Меня все же оттеснили, я оказался среди нескольких пуффендуйцев, нам пришлось отбиваться от целой кучи Пожирателей — и вдруг Пожиратели расступились, и вышел Волдеморт. Нас всех… парализовало, я думал — все, конец. Почти так и было! Волдеморт метнул два раза «Авада Кедавра», очень мощно, и положил всех вокруг меня. Я попятился, споткнулся об чье-то тело — это был Эрни Макмиллан. И тут не знаю, что меня толкнуло — под руку попалась его палочка, я схватил ее, а когда вставал на ноги, спрятал в рукав мантии. Под ремешок часов. А Волдеморт так насмешливо спросил: «Ну что, Поттер? Уже ноги не держат? Может, все-таки сразу, без мучений?»
— Дрянь! — воскликнула Джинни.
Гарри подскочил — они с Роном даже не заметили, когда девушки подошли.
— Привет! Вы давно здесь… Ой!.. — он растерянно вскочил на ноги. — Здравствуйте, профессор! Простите, я вас не заметил.
— Ничего, Поттер, — Мак-Гонагалл со сдержанной улыбкой протянула ему руку через оградку. — Вы не возражаете, если я тоже послушаю ваш рассказ?
Войдя в беседку, она устроилась напротив и вперила в них внимательный взгляд. Гермиона и Джинни сели рядом с ней.
— Конечно. А вы с какого места слышали?
— Как Рон с Луной летали вместе. Поттер, мне нужно услышать ваш рассказ о битве. Я не хотела вас трогать, я знаю, что вы пережили, но это очень важно.
— Хорошо. На чем я остановился? Да, Волдеморт. И палочка Эрни. Сам не знаю, зачем я ее взял. Наверное, чтобы иметь запасную, вдруг Волдеморт меня обезоружит. Еще подумал — нельзя ли бить из двух палочек сразу, хотя никто так не делает… Как-то сразу о многом подумалось. И о том, что вроде нечестно так, двумя палочками, потом — что какая уж тут честность с Волдемортом! Это все было — секунды, еще вспомнился тот поединок, мне вдруг стало легко, и такая была дурацкая мысль — пусть конец, но настроение я ему испорчу!