Гарри Поттер и Светлый круг, часть первая

— Да не все ли равно, — отмахнулся Гарри. — Главное — мы от него избавились. И нас никто не узнал. Мне летом пришлось сходить туда, снять немного денег — никаких вопросов не было, ко мне относились, как к герою Битвы… ну, как и все. Грипхука, кстати, я там не видел — возможно, он к ним и не вернулся. Богрода тоже.

— Их перевели в ирландский офис банка. — сказал Дамблдор. — Я тоже не знаю, что там был за конфликт, да и, по правде, не интересовался. Спросите при случае у Билла.

— Да, пожалуй. А вы? — спросил Гарри у Джинни.

— Мы… а что мы? Повисели немного над вами, убедились, что вы живы и целы. Потом увидели, что Гермиона из своей сумочки достает лекарства, убедились, что вы всем запаслись и вообще все в порядке, и полетели назад. С такого расстояния эльфов нельзя вызвать, если ты не их хозяин, но «Серебряные стрелы» — быстрая штука, и мы долетели до Хогвартса своим ходом. А вы, как я понимаю, вернулись в «Ракушку».

— Да. Флер еще у нас ожоги подлечила — у нее это хорошо получается, вейла, как-никак.

— А нам Билл сову послал, — сказала Джинни. — Он нам регулярно писал, пока вы были у них, чтобы мы не беспокоились. Как я сейчас понимаю, это тоже было после того вашего решения на собрании, сэр?

Дамблдор поднял брови, посмотрел на нее поверх очков и несколько картинно вздохнул:

— Ладно, Джинни… Я уже понял, что мне придется рассказать об этом раньше времени. Хотя, — он вдруг улыбнулся, — почему раньше? Мы ведь стремимся следовать хронологии событий, не так ли?

* * *

— Тогда все же придется вернуться немного назад во времени — чтобы вы могли понять мое положение на тот момент. В то время я обитал на Гримо, 12, и не хотел появляться в Хогвартсе. Мое существование хранилось в большой тайне. Сначала я думал вернуться под видом обычного привидения, счел это рискованным. Волдеморт настолько боялся и ненавидел меня, что мог попытаться — так, на всякий случай — уничтожить меня.

— Но разве можно уничтожить привидение? — удивилась Гермиона.

— С помощью Темной Магии можно. Теоретически. Когда-то был придуман такой ритуал, но он был опасен и для самих волшебников, так что я не знаю ни одного случая, чтобы он применялся. Кому охота рисковать и лезть в глубины Темной Магии ради уничтожения достаточно безобидного существа? Но способ есть. Помните, как василиску удалось парализовать сэра Николаса де Мимри? Конечно, я, как вы знаете, призрак непростой, и уничтожить меня невозможно, но Волдеморт этого не знал. А значит, мое появление может спровоцировать нападение на Хогвартс, и к тому же мне пришлось бы раньше времени выдать заложенные во мне способности, чтобы себя защитить.

А для того, чтобы Волдеморт пребывал в неуверенности, я даже убедил свой портрет не вступать в общение ни с кем. Это было нелегко, поскольку портрет — это тоже я. А я, как вы знаете, на редкость упрям. Но все же убедить себя несколько легче, чем кого-нибудь другого, так что мы в конце концов пришли к согласию.

Я к тому времени уже не считал себя руководителем Ордена. Тот Дамблдор, который руководил им, умер вместе со своими ошибками, и теперь я был им… вы еще не запутались, кто есть кто? Нет? Вот и отлично! Так вот, ошибки умерли вместе с ним, но последствия этих ошибок оставались. И пока я не разобрался в них и не нашел способа их устранения, я считал себя не вправе руководить Орденом. Однако нового руководителя мы не стали выбирать и пока что принимали свои решения, так сказать, коллегиально. На равных.

Надо сказать, к тому времени я очень даже хорошо понимал состояние Сириуса, которого тяготила необходимость скрываться тогда, когда он жаждал действия. Я сам оказался в таком же положении. Хотя, конечно, я не был лишен действия. Во-первых, я мог думать — избавление от проклятия и воплощение в призрака освободило мое мышление, и я мог действительно думать, а не страдать от боли и сомнений и не наслаждаться одной своей мудростью. Причем заверяю вас, друзья, я вовсе не избавился от чувств и переживаний — лишить себя возможности чувствовать, понимать, любить было бы величайшей глупостью. Да и пример того, к чему приводит отказ от чувств, был, так сказать, перед глазами — Волдеморт. Да, избыток чувств порой может привести к безумию. Но их отсутствие приводит к безумию всегда. Вы знаете, кстати, что Волдеморт никогда не видел фестралов?

— Не может быть! — ошеломленно воскликнула Гермиона.

— Как это?!! — не поверил Рон. — Он же стольких убил, он видел столько смертей!

Дамблдор кивнул:

— Да, но этого мало. Фестралов может видеть тот, кто не только видел, но и осознал смерть. А Волдеморт чужую смерть не осознавал. Да, он безумно боялся своей смерти — но своей, а чужая была ему без разницы и даже доставляла ему некоторое развлечение.