Гарсиа Лорка

Толки об этой речи расходятся по Мадриду, хотя и без того все повторяют имя Гарсиа Лорки. Сезон 1934/35 года для него поистине триумфальный: не успевает "Иерма", выдержав больше ста представлений, сойти со сцены, как прибывшая из Аргентины Лола Мембривес ставит в театре "Колизеум" "Кровавую свадьбу", а 18 марта ее же труппа показывает новый, расширенный вариант "Чудесной башмачницы" в постановке самого Федерико. А ему все мало - выкраивая неизвестно откуда время для работы над "Доньей Роситой", он еще ухитряется одновременно готовить для кукольного театрика "Ла Тарумба" забористый фарс о том, как старый плут дон Кристобаль женился на весьма легкомысленной, чтобы не сказать сильнее, девице.

Маргарита Ксиргу трагически восклицает, что никогда она не дождется следующей, обещанной ей пьесы - Федерико променял живых актеров на кукол. Тут же, умирая от смеха, она рассказывает, как недавно - и, разумеется, под утро - неверный автор разбудил ее очередным телефонным звонком. "Вы думаете, для того, чтобы прочитать мне хотя бы первый акт "Доньи Роситы"? Я тоже так думала! Как бы не так: чтобы ср-р-рочно посоветоваться со мной, не попросить ли скульптора придать дону Кристобалю сходство с министром просвещения, сеньором Роча, который окончательно отказал "Ла Барраке" в субсидии!"

Конечно, 11 мая она присутствует на премьере театрика "Ла Тарумба", а вместе с ней и другие друзья Федерико - Хорхе Гильен, Мигель Эрнандес, который с год уж как перебрался в столицу, Пабло Неруда - ныне консул Чили в Мадриде. С не меньшим восторгом, чем дети, составляющие половину публики, следят они за скандальными похождениями дона Кристобаля, поталкивая друг друга локтями, когда одна из кукол пискливым голосом прохаживается между делом по адресу Хиля Роблеса или еще какого-нибудь министра.

Наконец долготерпение Маргариты вознаграждено: Федерико заканчивает "Донью Роситу". Задуманная больше десяти лет назад, пьеса вылилась на бумагу за несколько недель.

Как ни трагична судьба доньи Роситы, пьеса о ней не трагедия. То драмой называет ее Федерико, то даже комедией, пока не останавливается на таком подзаголовке: "Гранадская поэма с песнями и танцами". Разные люди действуют рядом с героиней в этой поэме: Дядя доньи Роситы, ученый садовод, и Тетя, вырастившая ее, и двоюродный брат Роситы, он же - ее возлюбленный, и преданная, старая Няня, и подруги, и просто знакомые. Однако едва ли не главное действующее лицо, постоянно напоминающее о своем присутствии, сама Гранада, город Альамбры и Хенералифе, но также и город обывательских сплетен и пересудов, Гранада поэтическая и пошлая, любимая и ненавистная. Воссозданию этой Гранады, ее меняющегося, а в чем-то и неизменного облика, ее атмосферы, - сонной и томительной - Федерико отдал немало сил. Не доверяя памяти, он обложился старыми альманахами и открытками, замучил донью Висенту расспросами: как одевались, о чем разговаривали во времена ее молодости.

Первый акт - накрахмаленные платья с турнюрами, замысловатые прически, цветные зонтики... Донье Росите двадцать лет, она влюблена, любима, полна надежд. Ее возлюбленный должен уехать за океан, но ведь он вернется! Поэзия - пусть несколько сентиментальная - еще господствует в этом акте; она звучит в клятвах, которыми обменивается Росита со своим женихом, в стихотворении об изменчивой розе, отысканном Дядей в старинной книге, в песенке о трех подружках, неотличимой от настоящей гранадины:

В Гранаде, в квартале Эльвиры,

живут три мадридских красотки,

одни по ночам в Альамбру

идут они легкой походкой.

Одна в зеленом уборе,

другая, как мальва, блещет,

а третья - в пестрой шотландке,

и ленты до полу плещут.

Те, что впереди, - две цапли,

а третья голубки милее.

Таинственные вуали

снимают в темной аллее.

Ах, как же темно в Альамбре!

Куда подружки шагают,

покамест в тени и прохладе

фонтан и розы вздыхают?

Между первым и вторым актами проходит пятнадцать лет. Иные времена: Парижская выставка, разговоры о дирижаблях, автомобили развивают фантастическую скорость - тридцать километров в час... Иные моды - осиные талии, широкие юбки... Стихия пошлости мало-помалу теснит робкую, отступающую мечту; сказка гибнет не только на кострах, зажженных жандармами, - она умирает и здесь, за кружевными занавесками гостиных, медленно задыхаясь от недостатка воздуха. А возлюбленный все не возвращается, и уже не три молодые подружки приходят навещать Роситу, а три старые девы, несчастные и смешные. Неужели и она станет такою же? Нет! Жених присылает письмо, он по-прежнему любит ее, и, поскольку дела не позволяют ему пока отлучиться, то он поручает своему представителю обвенчаться с ней вместо себя. Что там кричит возмущенная Няня? "Пусть сам едет! И пусть сам ведет тебя под ручку, и пусть сам размешивает сахар у тебя в кофе, и сам пробует, чтобы ты не обожглась!.." Ах, Росита готова верить и ждать - что ей еще остается?