Гарсиа Маркес

«— Своим галстуком он показывает всем, — услышала я за спиной шёпот, — что сам красный и красные обеспечили ему премию, Кастро и Брежнев, — вспоминала Карин Лиден. — Следующим лауреатом будет советский или китаец. Старик Нобель в гробу перевернулся!» И ещё: «Этот колумбийский петух в своём репертуаре». Я была так возмущена, что хотела обернуться и треснуть этих буржуев сумкой, едва сдержалась! Ларс Гилленстен говорил по-шведски, а многочисленные комментаторы, особенно латиноамериканские, горячо и громко комментировали происходящее, как финальный матч чемпионата мира по футболу, с выкриками на весь зал. Гилленстен отмечал, что Гарсиа Маркес получил Нобелевскую премию по литературе «за романы и рассказы, в которых фантазия и реальность, совмещаясь, отражают жизнь и конфликты целого континента»…

— И вот начал свою речь Маркес — тихо, надо было вслушиваться, — продолжала Карин. — Но вдруг, почему-то на некоем Нуньесе Кабесе де Ваке (в экспедиции которого не обошлось без людоедства), исследовавшем север Мексики в поисках источника вечной молодости, сорвался, от волнения, конечно, перешёл в атакующий, агрессивный, обвинительный, прямо-таки «красно-террористический», как буркнули сзади, стиль. Будто пробуждая и зал, и Стокгольм, и Скандинавию, и всю старушку Европу от зимней спячки. Смотрелся он великолепно в своём красном, почти пионерском галстуке. Хотя само содержание речи показалось мне, да и не только мне, странноватым. Какое-то причудливое смешение речей Боливара, Фолкнера, Фиделя Кастро, Че Гевары… Речь называлась «Одиночество Латинской Америки». Маркес рассказывал о флорентийском мореплавателе Пигафетти, отправившемся с Магелланом в первое кругосветное путешествие, о том, что тот повидал в Латинской Америке. Аудитория даже и не знала, как реагировать. Этот Пигафетти, по уверению Маркеса, видел в Южной Америке свиней с пупком на спине, безногих птиц, чьи самки высиживают яйца на спинах самцов, а другие напоминают пеликанов без языка, с клювом, как ложки. Видел позорное существо с головой и ушами осла, телом верблюда, ногами оленя, которое при этом ржало как лошадь. Маркес говорил, что одной из величайших загадок человечества является то, что из одиннадцати тысяч мулов, гружённых по сто фунтов золота каждый, которые вышли из Куско, чтобы заплатить выкуп конкистадорам, ни один не достиг пункта назначения. Впоследствии, уже в колониальные времена, в Картахене продавались индюки, в чьих зобах находили золотые крупицы. «Одержимость золотом наших основателей преследовала нас! — восклицал Маркес. — Ещё в прошлом веке немецкая миссия, которой поручено было изучить возможности и условия строительства межокеанской железной дороги через Панамский перешеек, пришла к замечательному выводу, что проект выполним лишь при одном условии: если рельсы будут не из железа, которого мало в регионе, а из золота!» «Наша независимость от испанского господства не избавила нас от безумия! — почти кричал Маркес с кафедры, и в шведской чопорной атмосфере выглядел изумительно, совершенно безумно. — Генерал Антонио Лопес де Сантана, трижды диктатор Мексики, устроил великолепные похороны своей правой ноги, потерянной в ходе так называемой Кондитерской войны. Генерал Габриель Гарсиа Морено правил Эквадором шестнадцать лет как абсолютный монарх, а когда умер, то его труп продолжил неусыпно нести вахту в полной парадной форме и броне наград, сидя в президентском кресле…»

Из нобелевской речи Гарсиа Маркеса:

«— …Между тем двадцать миллионов латиноамериканских детей умерли в возрасте до двух лет, это больше, чем родилось в Европе с 1970 года. Пропавших без вести из-за репрессий насчитывается около ста двадцати тысяч… На континенте гибнут сотни тысяч людей!.. Из Чили, страны, славившейся своим гостеприимством, бежало более миллиона человек… Почтенная Европа могла бы нам помочь, если бы взглянула на нас не как на пешку в большой шахматной игре без всякой свободы выбора…»

Он вспоминал Фолкнера, с этой же трибуны категорически отказавшегося принять конец человека, и заявлял, что всецело присоединяется к постулату своего великого учителя. Закончил Маркес свою речь выражением надежды на то, что любовь и истина восторжествуют и человечеству, осуждённому на сто лет одиночества, будет дан ещё один шанс на Земле.

Гарсиа Маркес, единственный из лауреатов-82, был приглашён на ужин к премьер-министру, и Министерство иностранных дел Швеции отметило, что это приглашение — знак особого почтения.

Но всё это было прелюдией к главному действу Нобелевского фестиваля. 10 декабря 1982 года в Концертном зале король Швеции Карл XVI Густав торжественно представлял и награждал лауреатов. Журналисты отметили, что Гарсиа Маркес появился на церемонии «as wrinkled as an accordion» («сморщенным, как аккордеон») на фоне отутюженных фраков и сорочек. Цветы, фотовспышки, люди в чёрных фраках, красные ковры, всё было обставлено в античном стиле. «Чёрт! — шепнул Маркес сопровождавшему его другу Мендосе. — Как на собственных похоронах!»