Читаем Гаш полностью

Гаш

«Мы сидели на больных стульях, сосланных на балкон за хромоту. Руслан раскуривал гаш, забивая дым в полулитровую бутылку «Аква минерале». Я смотрела. Старые деревянные рамы застекленного балкона вздрагивали от его движений и ветра…»

Татьяна 100 Рожева

Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия18+

Татьяна 100 Рожева

Гаш

Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.


©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес (www.litres.ru)

* * *

Мы сидели на больных стульях, сосланных на балкон за хромоту. Руслан раскуривал гаш, забивая дым в полулитровую бутылку «Аква минерале». Я смотрела. Старые деревянные рамы застекленного балкона вздрагивали от его движений и ветра.

– Держал большие бутылки. Мать выбрасывает, когда приезжает разбираться. Маленькую не замечает. – Он затянулся дымом, крякнул как утка. – Меня друзья зовут Руслан Дак, ну типа утка. Я всегда крякаю, когда дым глотаю. Будешь? – протянул он мне бутылку.

– Нет.

– А ты вообще пробовала?

– Нет.

– Попробуй. Советую. Это не наркотик.

– Ага. Я в курсе. Не буду.

– Зря. Трахаться хорошо потом. Такие картины в голове.

– Сказала, не буду!

– Патчему? Боишься сесть?

– Боюсь. Я точно сяду. Хватит мне того, что я знаю, что такое хороший секс.

– С кем он у тебя был?

– Какая разница, с кем. Знаю.

– И что?

– Ничего. Ищу его теперь.

– Где ищешь?

– Везде.

– Находишь?

– Редко…


Он сделал еще несколько затяжек из бутылки. Сизый дым извивался в ней, словно запертый дух порока. Открытое окно швырнуло пару скомканных березовых листьев. Они упали на стол в крошки гаша. Руслан смахнул их рукавом и встал, пнув стул по хромой ноге.

– Пошли. Холодно здесь.

Мы вернулись в комнату с чужой беспорядочной мебелью и двумя диванами, отделёнными друг от друга наказанным шкафом с постерами на фанерной спине.

– Здесь сестра спит, я вон там.

– А на кухне кто?

– Никто. Гостевой диван. Родители, когда приезжают.

– Тогда пошли на кухню. Чистая постель есть? Давай! – Привычно распоряжалась я.

Руслан принес белье и застыл с ним в руках.

– Что? – Не поняла я.

– Ну, я не могу так…

– Как так?

– Ты так командуешь…

– Хорошо, не буду. Давай сам.


Я встала к разделочному столу. Не животом как дома, а попой как в гостях, и стала ждать мужской инициативы.

– Ну?

Руслан подошел. Робко погладил, поцеловал, обнял почти по-братски.

«Господи, как скучно, – подумала я. – Двадцать восемь лет, первый раз, а как будто сорок лет женаты… Дура.… Поперлась в Сукино-собакино за неординарностью, а тут тапки с помпонами выдали. Так мне и надо. Кто ж прется трахаться, зная о парне только то, что он учил английский на Мальте, ищет работу, снимает квартиру на двоих с сестрой, и зовет всех особей женского пола «деффачка». Ну, дура…»


Парень вяло ковырялся с застежкой. Я толкнула его к дивану.

– Сиди. Смотри.

Я сняла одежду буднично и неэротично, соответствуя окружающему натюрморту: остатки завтрака на лысой клеенке на фоне замызганного холодильника Аристон и штор в давно нестиранный цветочек.

Руслан следил за моими движениями, не мигая, словно в детской игре «замри – отомри».

– Богиня… Ты богиня…., – прошептал он, как шепчут паломники у гроба господня при появлении священного огня. Он встал передо мной на колени, сложив ладони у лица.

Мне сдавило горло от его слов и от этого жеста. Я тронула пуговицы на его рубашке, чтобы расстегнуть. Он закрыл их ладонями и отстранился.

– Подожди…

– Чего?

– У меня дефект есть. Я должен тебя предупредить…

– Дефект?

– Не бойся, это не страшно. Но лучше я скажу. Я горел в детстве. Мне меняли кожу на плече…. – Он расстегнул сам и спустил с плеча полу рубашки, глядя на меня снизу глазами привыкшего к ударам щенка.

– Ух, ты, какая красота! – Погладила я его плечо и спину, всю в мелких рытвинках, похожих на чешую, словно кожа дракона.

– И на груди еще…, – повернулся он.

Левого соска не было, только чешуя, переходящая в здоровую кожу на правом плече.

– Очень красиво… Похоже на шрамирование или на сложенное крыло дракона. Некоторые специально делают. Такой дефект показывать надо, а не стесняться. Мне очень нравится. Правда…

– Да? – С сомнением переспросил он. – Ты первая с такой реакцией. – Он выдохнул и обмяк. – Блин, если бы ты знала, как я задолбался всем объяснять, как горел, когда горел, откуда кожу пересадили и что это не заразно.…

– Трахать не надо всех подряд.

– Я не всех подряд. Просто ты особенная… Ты богиня…

Перейти на страницу:

Все книги серии Мужской стриптиз (сборник)

Похожие книги

Эссеистика
Эссеистика

Третий том собрания сочинений Кокто столь же полон «первооткрывательскими» для русской культуры текстами, как и предыдущие два тома. Два эссе («Трудность бытия» и «Дневник незнакомца»), в которых экзистенциальные проблемы обсуждаются параллельно с рассказом о «жизни и искусстве», представляют интерес не только с точки зрения механизмов художественного мышления, но и как панорама искусства Франции второй трети XX века. Эссе «Опиум», отмеченное особой, острой исповедальностью, представляет собой безжалостный по отношению к себе дневник наркомана, проходящего курс детоксикации. В переводах слово Кокто-поэта обретает яркий русский адекват, могучая энергия блестящего мастера не теряет своей силы в интерпретации переводчиц. Данная книга — важный вклад в построение целостной картину французской культуры XX века в русской «книжности», ее значение для русских интеллектуалов трудно переоценить.

Жан Кокто

Документальная литература / Культурология / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Прочая документальная литература / Образование и наука / Документальное
Сын из Америки
Сын из Америки

Настоящий сборник представляет читателю несколько рассказов одного из интереснейших писателей нашего века — американского прозаика и драматурга, лауреата Нобелевской премии по литературе (1978) Исаака Башевиса Зингера (1904–1991). Зингер признан выдающимся мастером новеллы. Именно в этом жанре наиболее полно раскрываются его дарование и мировоззрение. Для его творческой манеры характерен контраст высокого и низкого, комического и трагического. Страсти и холод вечного сомнения, едва уловимая ирония и неизменное сознание скоротечности такой желанной и жестокой, но по сути суетной жизни — вот составляющие специфической атмосферы его рассказов. Своеобразие творчества писателя определяет и удивительный сплав традиционных религиозных и самых современных представлений, и широта исторического опыта жизни Европы и Америки на протяжении почти всего нашего столетия, и ощущение присутствия в этой жизни Вечности.

Исаак Башевис-Зингер

Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия