Гастролеры и фабрикант

– Что ж, поздравляю вас, – выдавил из себя улыбку Острожский. – Дело раскрыто вами в самые кратчайшие сроки. И я непременно доложу об этом господину губернатору.

– Благодарствуйте, Яков Викентьевич, – расплылся в улыбке Мазин. – Рад стараться!

Когда пристав ушел, Острожский впал в уныние. Надежды, что «Дело об убиении потомственного почетного гражданина Гурия Борисовича Кочемасова» станет громким и принесет ему долгожданные выгоды, не оправдались.

Яков Викентьевич посмотрел на напольные часы, которые показывали четверть десятого утра.

И где носит этого Розенштейна?

* * *

В описываемое время Николай Людвигович находился в приемном покое земской больницы и беседовал с врачом Соломатиным. Врач осторожничал, ссылался на врачебную тайну, но все же был вынужден отвечать на вопросы помощника казанского полицеймейстера. Все-таки – власть!

– Выходит, этот Сидоркин у вас не впервые? – допытывался Николай Людвигович.

– Нет, это уже третий раз.

– И все с одним диагнозом?

– Да.

– Алкоголизм. – Вопрос больше походил на утверждение.

Соломатин ответил не сразу:

– Да.

– И вы таких лечите?

– Вынуждены лечить, – вздохнул врач. – Алкоголизм – тоже болезнь.

– Болезнь? – удивленно поднял брови Николай Людвигович.

– Да, болезнь, – с некоторой долей вызова ответил врач.

– А я думал – блажь…

– Болезнь.

– Хорошо, болезнь, – вынужденно согласился Розенштейн. – А могу я побеседовать с этим «больным»?

– Его состояние не предполагает бесед, – не очень уверенно ответил Соломатин.

– И все же?

– Он и правда плох, – сказал врач.

– Что, при смерти?

– Очень близко, рядом, – посмотрел врач на помощника полицеймейстера.

– Только пару вопросов? – требовательно ответил на взгляд Соломатина Розенштейн.

Ну, ничего святого! Не зря про полициантов говорят, что они народ черствый. Человек умирает, а этот – всего пару вопросов. И ведь хоть кол у него на голове теши…

– Две минуты, – не сразу произнес врач сухим тоном.

– Две минуты, – заверил его полициант.

Сидоркин был в палате один. Оно и правильно. Не дело отдающему богу душу лежать вместе с другими больными и отравлять им жизнь своими стенаниями и конвульсиями. Помирать – дело интимное…

– Здравствуйте.

Николай Людвигович присел на стул, что стоял рядом с койкой.

Сидоркин перевел на него унылый взгляд (до этого он лежал, уставившись в потолок).

– Меня зовут Розенштейн, – представился полициант. – Я помощник полицеймейстера.

– А мне до фонаря, как тебя кличут, – едва слышно произнес Сидоркин.

– Понимаю, – сказал помощник полицеймейстера. – Тогда, коли вам на все наплевать, ответьте: – Вы знаете Всеволода Аркадьевича Долгорукова?

Сидоркин молчал.

– А Самсона Африкановича Неофитова?

Сидоркин молча смотрел на полицианта.

– А Леонида Ивановича Конюхова? Он, как и вы, играл роль студента, которому повезло выиграть в лотерею.

– Я не играл роль недостаточного студента, – почти прошептал Сидоркин. – Я был им.

– Мне сие известно, – в ответ на это произнес Розенштейн. – В отличие от Конюхова вы действительно были студентом ветеринарного института. И когда я говорю «играли роль», то имею в виду ваши выигрыши. Вы играли роль студента, выигравшего приличную сумму в «благотворительную» лотерею, устроенную мошенниками и аферистами Долгоруковым и Неофитовым. Кстати, какую часть выигрыша они оставляли вам?

– Двадцать пять процентов от суммы выигрыша, – уже шепотом ответил Сидоркин.

– То есть четвертную от сотни, – скорее для себя, чем для собеседника, произнес Николай Людвигович. – Весьма неплохо. А самих устроителей лотереи, Долгорукова и Неофитова, вы, стало быть, не знаете?

Сидоркин отрицательно шевельнул головой.

– Ясно, – заключил Розенштейн. – Вся информация, равно как и деньги, шли через Ленчика. То бишь Леонида Ивановича Конюхова, я так понимаю?

Вошел врач Соломатин:

– Ваше время истекло.

– Сейчас, – обернулся к нему на мгновение помощник полицеймейстера и снова повернулся к Сидоркину: – Так?

– Так, – одними губами ответил умирающий алкоголик.

– Я прошу вас выйти, – уже весьма настойчиво попросил врач.

– Хорошо, – ответил Розенштейн и поднялся со стула. Неплохо бы, конечно, было снять письменные показания с этого Сидоркина, но, верно, этого уже не получится никогда. Алкоголик действительно плох. А все водочка, господа, водочка…

– Благодарю за помощь, – неизвестно кому сказал Розенштейн, то ли врачу, то ли его пациенту, то ли им обоим. И вышел из палаты.

Он шел больничным коридором и очень спешил. Потому как его ждал на доклад исполняющий должность полицеймейстера коллежский советник Яков Викентьевич Острожский.

* * *

Этот господин вошел к Острожскому без стука. Вот так, взял и открыл дверь кабинета исполняющего должность казанского полицеймейстера, как будто это была дверь ватер-клозета, а не начальника губернской полиции.

– Простите, что вам угодно? – недовольно спросил Острожский, поднимая на вошедшего суровый взор. – И почему вы…

– Потому, – не дал договорить исполняющему должность полицеймейстера человек, вошедший без стука и весьма нагло, как показалось Якову Викентьевичу, усмехнувшийся прямо ему в глаза.