Гать. Задержание

— Мария Степановна, — голос Рослякова прозвучал мягко, — вы уж нас извините, что потревожили, но, как говорится, нужда заставила… Конечно, много лет прошло с тех пор, трудно вспомнить, но вы должны нам помочь. Речь идет о тех людях, которые служили у немцев, в полиции или там еще где-то. Вспомните, пожалуйста, как они выглядели, какие-то характерные приметы. Ну, скажем, родинка, манера говорить, какие-нибудь увечья, бросающиеся в глаза.

Смолягина выпрямилась в кресле и внимательно посмотрела на полковника.

— Постарайтесь вспомнить, Мария Степановна, это очень важно для нас.

— Немного таких у нас было, — наконец выговорила она, — немного… Во-первых, конечно, Хлыст. Настоящей фамилии его никто не знал. Ходил он в галифе и гимнастерке. Зимой в полушубке командирском и валенках… Худой такой, голова вперед вытянулась… лицо костлявое, а уши… уши треугольником. Вот так вот висели. — Мария Степановна показала руками в воздухе треугольник. — Нос мясистый и с горбинкой, — продолжала она, напряженно потирая виски, — волосы всегда зализанные, беленькие, словно у мальчонки летом…

— Вы не видели его в немецкой форме? — спросил майор.

— Нет, такого не было… он в штатском ходил.

— Мария Степановна, а вот людей с Выселок вы видели? Бывали они в селе?

— Почти ни разу… — Смолягина задумалась, припоминая, потом нерешительно добавила: — Вот только однажды. Они вместе с Хлыстом на машине остановились около моего дома, и шофер из колодца набирал воду. В машине сидел начальник, наверное: уж больно Хлыст вертелся на сиденье, когда слушал того.

— Простите, Мария Степановна, — Андрей подошел поближе, — помните, вы рассказывали о пареньке, которого прятали в погребе? Вспомните, пожалуйста, как он выглядел, куда был ранен? Не помните ли вы фамилию его?

— Тощой он был больно, Андрей Петрович, — Смолягина повернулась к нему, — тощой, прямо кожа да кости, стриженный наголо, но волос маленько отрос, небритый… Перевязывала я его, он раненый был. А вот с лица не помню его. Фамилия его, ежели не запамятовала, не то Лозовой, не то Лозинов…

— А откуда он, как он попал в эти края, ничего не говорил?

— Нет… Вот только сказал, что из эшелона бежал, и все…

— И еще один вопрос, Мария Степановна. — Андрей словно проверял свои мысли, словно хотел что-то услышать от Смолягиной. — Мария Степановна, вот когда вы нашли этого паренька, откуда слышалась стрельба? Не помните?

— Кажись, с Выселок, — она подумала, — нет, точно с Выселок. Окромя, как на Выселках, нигде собак не было. А там немцы сторожили с собаками, это я наверное помню. Все село смеялось, когда этому прихвостню собаки портки порвали, Дорохову Ваське.

— Как это было? — негромко спросил Петров.

— Да он воду одно время возил туда. И как-то ехал через село, а навстречу фашисты шли с собакой. Васька-то пехом шел и лошадку под уздцы вел. Ну а фашист и спустил собаку на него. Он, было, бежать, а хромой, далеко не убег, догнала его псина. Ну и порвала портки начисто.

— И никто не остановил?

— Остановил, как же: «свой» ведь, из полицейской управы через окно офицер что-то закричал, потом выскочил на улицу и по морде этому солдату съездил.

— Вы ведь, Мария Степановна, хорошо его знаете. Что это за человек, Василий Дорохов?

— Человек! Вы скажете, Андрей Петрович. Сволочуга натуральная! Наши мужья в партизанском отряде воевали, а он фашистам прислуживал. — Смолягина покраснела от негодования и нервно теребила платок. — Да и до войны такой был, только не показывал. Сколько он наших парней в лесу изловил и ружей поотымал, так и не сочтешь!

Смолягина замолчала и, отвернувшись, смахнула слезинку. Андрей хотел задать еще один вопрос, но остановился и молча посмотрел на Петрова, который в раздумье вертел в руках шариковую ручку. Росляков встал и прошелся по кабинету. Распахнул занавески, и в кабинет ворвалось яркое зимнее солнце. На столе, в стеклах книжного шкафа заиграли солнечные зайчики. Даже по темному металлу сейфа, стоявшего в углу комнаты, прошли светлые блики. Неслышно открылась дверь, и в комнату вошел дежурный офицер. Он подошел к столу и вполголоса сказал: «Товарищ полковник, срочные телеграммы».

Росляков быстро пробежал их глазами и, сложив в папку, отодвинул на край стола.

— Мария Степановна, — полковник налил стакан воды из графина и пододвинул Смолягиной, — и последняя просьба к вам: у нас есть несколько фотографий… Не могли бы вы их посмотреть в сказать, кто на этих фотографиях вам знаком?

— Конечно, — Смолягина с трудом улыбнулась, — конечно.

— Андрей Петрович, пригласите понятых.

Петров разложил на столе несколько фотографий, потом обернулся и произнес:

— Товарищи понятые, вы присутствуете при опознании фотографий государственного преступника. Прошу подойти к столу и быть предельно внимательными. Прошу и вас, Мария Степановна.

Смолягина, несколько побледневшая, тяжело поднялась из кресла и подошла к столу. Она внимательно рассматривала фотографии, даже подносила к настольной лампе, горевшей на столе. Положила, снова взяла.