Гать. Задержание

Она страдальчески улыбнулась и смахнула со стола невидимую ниточку.

— Скажите, Агриппина Ивановна, а вы поддерживали связь с женой Смолягина Марией?

— Нет… Тимофей запретил ей приходить ко мне, а мне с ней встречаться. Один только раз от нее пришел солдат. Нет, она его привела. Бежал солдатик из эшелона военнопленных… Выходила она его да и переправила в отряд. В Ворожейках-то фашист на фашисте сидел… Гестапо было, полицаи… Я, помнится, еще отругала ее на чем свет стоит. Говорю, что ж ты, дуреха, курьи твои мозги! Тимофей строго-настрого приказал никого в отряд не приводить, а ты… Что за человек? Откуда?

Машка-то хорохорится. Баба она с гонором. Он, говорит, наш. Я только и сказала, что дура ты, Машка, так дурой и помрешь. Спрятала я солдатика у себя, на болота не повела… А как Тимофей пришел, так ему все и выложила. Тимоха поговорил с пареньком и забрал с собой…

— Не видели вы его больше?

— Нет…

— Так, Агриппина Ивановна, можете вы подтвердить, что Дорохов Василий был разведчиком в партизанском отряде Смолягина?

— Конечно… Могу и письменно подтвердить…

— Это обязательно… У меня еще один вопрос к вам… Не интересовались вы дальнейшей судьбой своих товарищей?

— Как не интересовалась? — усмехнулась Алферова. — Еще как интересовалась… Как немцы ушли, я с госпиталем уехала. Там разговоры всякие были, говорили, что отряд весь погиб. Я, честно говоря, думала, что и Василий погиб. Потом госпиталь перевели, и уехала я… Как-то написала в село письмецо, хотела узнать о Василии, как он, жив остался или нет… Ответа не было.

Агриппина Ивановна замолчала, задумчиво накручивая на палец бахрому скатерти. Молчал и Андрей, молчал Реваз, молчал и муж Алферовой. Негромко откашлялся Юрий Иванович, покосившись на Андрея, достал пачку «Беломора» и закурил. Дым медленно поднимался желтоватыми и синими волокнами, а вверху разгонялся небольшим сквозняком.

— Простите, — Кудряшов покосился на ее мужа, который, насторожившись, перестал курить, — вот вы, Агриппина Ивановна, сказали, что жили у молочной сестры Ивана Алферова… Вы одна жили или с кем-то?..

— Да вот он рядом с вами сидит: муж мой — Юрии Иванович. Он тоже у Смолягина в отряде был…

Андрей почувствовал, что у него сжимается сердце.

— Так вы Сонин?

Юрий Иванович молча кивнул головой.

— А почему… Алферов?

— Жизнь мне Груня спасла… Вот я и взял ее фамилию.

— Простите, Юрий Иванович, но по архивам Министерства обороны вы умерли от ран.

Сонин невесело усмехнулся.

— Я и сам удивляюсь, что жив… А что касается архивов… Я ведь действительно был при смерти, а врачи, видимо, поторопились в списки внести. Время было сложное. Госпиталь то и дело переезжал с места на место, врачи постоянно менялись. Одни на фронт с эшелоном, другие на их место. Трудно было.

— Юрий Иванович и Агриппина Ивановна, нам необходимо произвести опознание государственного преступника. Карателя, на руках которого кровь многих советских людей… Вы сможете это сделать?

Алферовы переглянулись, и Юрий Иванович кивнул.

— Реваз, срочно двух понятых.

Колидзе тут же исчез из комнаты и через пять минут привел двух пожилых мужчин.

Кудряшов объяснил, как проводится опознание, и разложил на столе несколько фотографий.

— Агриппина Ивановна, пожалуйста, посмотрите на эти фотографии.

Алферова медленно встала и, прижимая руки к груди, подошла к столу.

— Вот на этой… тот солдатик, которого Мария Смолягина ко мне привела…

— Как его зовут?

— Дай бог памяти… Костя Лозовой, кажется.

Реваз оформил протокол опознания.

— Юрий Иванович, теперь прошу вас.

Сонин быстро поднялся и шагнул к столику. Он несколько секунд вглядывался в фотографии и вдруг, побледнев, стал оседать на пол. Реваз и Андрей бросились к нему.

— Там, — прошептал помертвевшими губами Сонин, — на первой… агент гестапо Лесник. Жив остался, сволочь…

«Скорая помощь» приехала быстро.

Тимофей Смолягин сумрачно смотрел на лениво попыхивающий огонь в маленькой печурке, которая не столько грела, сколько дымила. Но и это было хорошо: комаров в землянке почти не было.

— А я верю этому парню, — с силой произнес он, не поворачиваясь к комиссару отряда — Хромову, который сидел, привалившись к мокрой стене. — Два побега. В последний специально готовился… Его данные о Леснике точные. Лозовой признался, что он фашистский агент…

Хромов кивнул и надсадно закашлялся, потом долго и шумно дышал, словно у него поперек горла встал какой-то комок.

— Ты прав, Тимофей… Не спорю. Но проверить бы все до конца… Хотя как? Кто его может опознать?

— Может. — Смолягин встал, потер поясницу. — Может… Есть у меня один человек — Дорохов. Ты о нем знаешь. Да боюсь, у нас времени нет. В этом ты, Кондрат, прав… Думаю, фашисты за нас возьмутся… Вот тебе и проверка, — он невесело усмехнулся. — Если возьмутся, то не соврал паренек, и цены его сведениям нет… Жаль только, что батареи у рации сели… Ты вот что, Кондрат, упакуй сведения в стеклянную фляжку и залей горловину смолой. Положи ее в тай-пик за обшивку…

— Ладно, командир… А черт, опять кружит.

В землянку донесся звук авиационного мотора.

— А с этим предателем что будем делать?

— С Лозовым?

— Ну.