Сонин остался один и устало опустился на кровать, уронил голову на руки и застыл. События минувшей недели потрясли его, и ему необходимо было собраться, сосредоточиться, чтобы взвесить все, обдумать… За неделю из военнопленного его пытались сделать предателем и агентом гестапо! Тысячи людей видели его на крыльце вместе с гестаповцем, который «благодарил» за предательство двух товарищей. Теперь он в разведшколе гестапо… Перед ним, как в старом забытом сне, промелькнули знакомые лица ребят и девушек, студентов архитектурного института… Практика в Ростове Великом… Архитектура Древней Руси… Как давно, как невероятно давно это было. И он был счастлив… Ему казалось, что то радостное, приподнятое настроение не покинет его никогда…
Дверь комнаты резко распахнулась, на пороге стоял немецкий офицер.
— Встать! Следуйте за мной…
Они прошли по длинному коридору, несколько раз поворачивая, и наконец остановились около кабинета.
— Входите…
Сонин вошел и остановился около порога.
— Ближе.
Сонин сделал еще несколько шагов и остановился напротив огромного письменного стола с сидящим за ним гестаповцем. Тот внимательно и с неприкрытым презрением рассматривал его.
— Отныне ваша кличка будет Лось… За малейшее неповиновение — расстрел… — Немец говорил по-русски отлично, без малейшего акцента, чуть грассируя… — Из вас будут готовить разведчика и диверсанта для работы в тылу Красной Армии. И вы должны быть готовы выполнить любое задание, без нареканий и размышлений… Сейчас от вас требуется одно — беспрекословное выполнение всех приказов командования и прилежание… Все! Можете идти…
Потянулись дни занятий. Радиодело, топография, стрельба, вождение автомобиля, установка мин… Времени на размышление не оставалось, а когда появлялась свободная минута, то всех курсантов собирали в большой комнате, и один из преподавателей читал выдержки из фашистских газетенок, которые издавались на оккупированной территории.
«Боже, — с трудом сдерживая себя, думал Сонин, — и это были когда-то русские люди! Сами-то они хоть верят в это дерьмо?.. Предатели, ничтожные и подлые… Бежать, любой ценой бежать… Пусть лучше убьют, чем есть один хлеб с этой бандой!»
Но просто бежать лейтенант не мог и не хотел. Он был солдат, а солдат всегда и везде на посту. Сонин тонко и четко рассчитал этот шаг. Как архитектор, он отлично рисовал, в институте преподаватели хвалили его способность в рисунке точно передавать индивидуальные особенности человека. Лейтенант на досуге стал делать наброски портретов курсантов, преподавателей и щедро одаривал ими всех. Несколько раз он замечал, как за его спиной останавливался один из преподавателей: высокий, лысый, в поношенной форме. Стоял долго, изредка хмыкал, дыша в его затылок устоявшимся перегаром самогона и чеснока. Звали его Непомнящий. Числился он преподавателем топографии, хотя занимался в разведшколе тем же, чем и до войны на воровских малинах. Не спеша и довольно квалифицированно подделывал советские документы: паспорта, военные билеты, удостоверения, справки. Одно плохо — почерк у него был, как говорится, курица лапой лучше пишет. Гестаповцы ругали его, но поделать ничего не могли: лучше писать не мог никто.
Парня, с которым лейтенант жил, звали Лесником. Где и как он попал в плен и как его настоящее имя, Сонин так никогда и не узнал, да он и не спрашивал… хотя очень интересовался. Как-то Сонин заметил, что Лесник что-то прячет в укромном местечке в углу комнаты под половицей. Он сделал вид, что не обратил внимания на отпрянувшего в сторону Лесника. Через несколько дней, когда убедился, что Лесник его не подозревает, он поднял половицу и увидел там завёрнутый в тряпку пистолет.
Первым желанием Сонина было схватить пистолет и сунуть в карман, он даже руку протянул, по вовремя опомнился. Время его кое-чему научило… Он аккуратно опустил половицу, отошел в сторонку и, присев, посмотрел, нет ли следов в бликах солнечных лучей на крашеном полу. Вроде нет… На всякий случай взял мокрую тряпку и добросовестно вымыл пол.
Лесник пришел через час из бани. Он молча прошел к кровати и плюхнулся на нее. С его красного, распаренного лица градом катился пот. Он вытирал его полотенцем, болтавшимся на шее. Лесник, прикрыв глаза, внимательно осмотрел комнату, особенно долго рассматривал заветную половицу.
— Ты что, пол мыл, что ли?
— Да так… от скуки… — равнодушно произнес Сонин, зевая и разминая папироску. — Живем, как свиньи, кругом грязь… Хоть бы в лес пустили — грибков пособирать…
— Как же, пустят… — пробормотал собеседник. — Слышал, намедни ночью пальба была?
— Ну!
— Ну, вот и ну… Пятерых солдат на тот свет и полтора десятка раненых… Вот тебе и ну!
— Кто же их? — равнодушно бросил Сонин, садясь на кровати.
— Партизаны… — Лесник встал, разделся и, залезая под одеяло, буркнул: — Перебьют они нас, сволочей… И правильно сделают!