Газета День Литературы # 61 (2001 10)

Ельцинское распыление общегосударственной собственности привело к тому, что Архипелаг стремительно разросся. Теперь в нем живут ВСЕ, кто обладает хоть какой-то властью. Можно сказать и обратное: все, кто не живет в нем, не обладают ни малейшим влиянием на то, что происходит со всеми нами.

Здоровье, благосостояние, быт атлантов практически не зависят от положения в стране, в которой они распоряжаются.

Подобной независимости, подобного отрыва элиты от ЭКОНОМИКИ СОБСТВЕННОЙ СТРАНЫ (а следовательно, и вообще от дел страны) не было ни в наполеоновской Франции, ни в предреволюционной России, ни в фашистской Германии.

А ведь теперь на самый верх внедрилась еще и так называемая мафия — не вполне точно предсказанное и не вполне управляемое порождение неизбежной стохастичности процесса дележа экономики империи между атлантами. Наследники преступных группировок, которые возникли во времена позднего застоя в виде "теневой экономики", распухли от деньги, зашибленной благодаря горбачевскому "сухому закону" на паленом спиртном, к моменту Пущи окрепли уже настолько, что вполне смогли сказать свое веское слово, когда началась приватизация. Мафия теперь — единственный более-менее равный визави власти; не ученые-атомщики, не красные директора, не Солженицыны и не Сахаровы. Только братва.

Но ей на экономическую стратегию развития Отечества тем более начхать.

Демократия для нее — это свобода торговать своей страной (больше-то торговать нечем, ведь создавать что-то новое, доселе не существовавшее — станки, книги, формулы, молоко, — они не умеют). Просто-таки умиляют телеинтервью с героями нашего времени, на чей пример нас призывают равняться: сидит перезрелый комсомольский мальчик лет тридцати, тридцати пяти от силы и сообщает надорвавшейся и разоренной стране: "Я заработал свои сто восемьдесят миллионов долларов своими руками..."

А всякая попытка обуздать торговлю своей страной и разгул хватательных рефлексов мелкого чиновничества — это что? Правильно, сталинизм и фашизм, а также установление полицейского государства.

Не зря же главными спонсорами борьбы за свободу слова и за права человека стали у нас теперь паханы всесоюзного значения.

Вожди мрачных тоталитарных времен относились к стране, как к ножкам своего начальственного кресла. Но они понимали, что другого кресла у них нет и быть не может — и уж хотя бы как о кресле о стране заботились. То, что это не мертвая деревяшка, а живые люди, каждый из которых — это, понимаете ли, целый мир, — мало вождей заботило. Однако ножки должны были оставаться крепкими, красивыми, содержаться в образцовой чистоте…

Нынешние вожди, прогрессивно влившиеся в мировую цивилизацию, относятся к стране как к разменному фонду, безраздельно предназначенному для покупок кресел за рубежом. Слил по дешевке, скажем, ракетную промышленность — и уже никакой за нее головной боли. Украл, выпил, на Майорку.

То есть структура распределения колоссальной, извините за выражение, прибавочной стоимости, которая была запрограммирована и выверена еще в тридцатые годы, оказавшись чрезвычайно выгодной и удобной для элиты, осталась практически неизменной по сей день. Во времена тоталитарные чуть ли не вся эта самая стоимость омертвлялась в виде гор оружия и колючей проволоки — и это было ужасно и чудовищно. Во времена демократические, благословенные, ровно столько же омертвляется в виде царственного быта чудовищно расплодившихся атлантов и оплаты их амбициозных видов на будущее — а это вдобавок еще и невыносимо отвратительно. Большинство населения материальной разницы между этими двумя положениями даже не ощущает: из этого большинства в совершенно одинаковой степени выжимались тогда и выжимаются теперь все соки; его точно так же, как и при окаянном тоталитаризме, обрекают на нищенское существование в разваливающихся, десятилетиями гниющих без ремонта бараках. С одним лишь отличием: тогда все это издевательство было КАК БЫ для Родины, а теперь — уже окончательно и неприкрыто ради неуемных потребностей тех, кто верхом на Родине скачет.

Правда, сейчас обе силы — госструктура и мафия — после десяти лет шабаша выяснили вдруг, что без страны, на которую они опираются, их, несмотря на их ворованные миллиарды, за кордоном все равно никто с распростертыми объятиями не ждет. Исключения есть, конечно, но не исключениями держатся массовые мотивации. И вот с обеих сторон запели о возрождении великой России и русской национальной идеи. Верить этой сладкой парочке заоблачных певцов нельзя — именно потому, что они за облаками; что они на самом деле имеют оттуда в виду, тут знать нельзя. Но использовать этот момент — можно и должно.

Только вот как?

Слова "самостоятельность", "независимость", а тем более "свой путь" и "самобытная цивилизация" неизбежно и вполне оправданно звучат, как бородатый анекдот, для всех тех, кто даже нужду справляет в стопроцентно импортном исполнении. И особенно для тех, кто, еще не дорастя до подобной стадии приобщения к общечеловеческим ценностям, лишь о ней и мечтает.