Где дом твой, киллер?

— Как хотите, но знайте, если надумаете остаться в Израиле надолго, этот дом будет в вашем полном распоряжении, пока не купите квартиру.

Гудок с дороги. Лола прислушалась:

— Кажется, Рива подъехала. Не утерпела, я ей вчера вечером сказала, что мы приедем.

Пошла к воротам открыть их. Генри догнал Лолу, вместе открыли ворота. Въезжает старомодный автомобиль, проезжает к веранде. Лола и Генри запирают ворота и возвращаются.

Из своего автомобиля выходит невысокая, худенькая старушка за семьдесят — Ребекка Абрамовна Коин-Розовская, ворчит:

— Скоро у тебя, Лола, и дорога от ворот кустами зарастет. Совсем не чистишь.

— Так я же, Рива, не живу здесь. Вот только привезла Оксану с Генри.

— Ну, так познакомь нас.

Вступил Генри:

— От них не дождетесь. Генри, друг Оксаны. По крайней мере, так считаю. Не женат, живу в Чехии.

— Очень приятно. А я троюродная бабушка этих незамужних девиц. Обычно меня называют просто Рива. Живу недалеко здесь, буду очень рада, если вы проведаете меня. Лола хоть иногда навещает, а Оксану я не видела уже больше года.

— Рива, но я ведь не заезжала все это время в Израиль. Мы с Генри будем здесь несколько дней, к тебе обязательно приедем.

— Посмотрим, посмотрим. Так, мы с Оксаной пойдем готовить чай, а ты, Лола, покажи Генри весь участок.

Уходит вместе с Оксаной на кухню.

Кухня в домике Лолы.

Рива допытывается у Оксаны:

— Ну, расскажи, откуда Генри, что за человек? У вас все серьезно или это временное увлечение?

Оксана ищет чайник, нашла, набрала воды, не торопится отвечать.

— Что, трудный вопрос? Еще сама не разобралась?

— Почему? Разобралась я. Кочевая жизнь надоела, хочется где-то осесть. С мужем, ребенком или даже с двумя-тремя.

— И Генри подходит для этого?

— Надеюсь.

— Хорошо. Очень хорошо, если подходит. А что он за человек? Уживешься с ним? Немцы, они педантичные, а ты немного разбрасываешься.

— Но он не немец. Только родился в Германии. Мать — француженка, отец — поляк или польский еврей. Он сам не очень-то знает точно.

Улыбнулась:

— Отец ушел из семьи, когда ему было полгода, но успел настоять на обрезании.

— Польский еврей? Прекрасно. Значит, ваши дети тоже будут наполовину евреями. Ладно, не буду тебя терзать больше вопросами. Но на свадьбу пригласи. Даже если будете справлять свадьбу в Европе — прилечу. Очень хочется успеть поглядеть и на следующее поколение, пока жива. Мне же, кроме тебя, и надеяться не на кого. Лола совсем не торопится замуж, считает себя некрасивой. Боится, что на ней захотят жениться только из-за денег. Зря так считает.

— Я тоже боялась именно этого. Но Генри никогда не интересовался, что у меня за душой. И у него есть свои накопления. Ему хорошо платили.

— Платили? Он что, не работает сейчас?

— Хочет бросить работу, и я очень рада этому. Он все время был в разъездах. Нам вполне хватит того, что у нас есть. Ой, чайник закипел. Помоги мне, где у Лолы посуда?

Обе занялись приготовлением чая.

12:00. На веранде.

Все уже выпили чай. Светит солнце, не по-январски тепло, но Рива кутается в теплый платок.

Рива неожиданно впала в воспоминания:

— Такая прекрасная погода. Помню, лет так пятьдесят назад или чуть меньше, мы сидели всей семьей у Розовских — наших соседей. Мы жили тогда около Хадеры в маленьком кибуце. Была точно такая погода. К соседям приехал на неделю из армии сын — Ицик. Шестидневная война кончилась, как и началась, в июне, но его долго не демобилизовывали. Он был крепкий, веселый, загорелый. Очень интересно рассказывал о Синайской операции. А мне было двадцать два. Я не могла оторвать от него глаз. Наши мамы переглянулись и начали плести сети. В результате он отпросился через месяц еще раз в увольнение, и мы поженились. Тогда это делалось быстро, не то что сейчас. Помню, что я под хупу пошла в мамином свадебном платье. С тех пор очень люблю эти ясные январские деньки.

— И вы прожили вместе много лет?

— В общем, да, лет двадцать пять. Хотя трудно сказать, что вместе. Теперь, наверное, можно сказать, что я его почти не видела. Он все время за границей, приезжал только два раза в году, осенью и зимой обычно: на Йом-Кипур и на христианский Новый год. И так двадцать лет. Только в первые пять лет был рядом. Так он и погиб за рубежом. Хорошо хоть, что его удалось вывезти и похоронить здесь, рядом. Могу на могилку сходить. Раньше друзья его заезжали, но теперь никого и не осталось почти. Да и те, кто остался, сами понимаете, не очень транспортабельны.

Все помолчали.

— Что теперь вспоминать те годы? Теперь вам жить, строить свою жизнь. Ладно, я поехала. Приедете ко мне завтра?

— Не могу, мне нужно с утра обязательно быть в своей конторе. Я тоже через часик домой поеду, поработаю еще сегодня немного.

— Приедем мы, Рива, обязательно приедем. Я очень хочу показать Генри твой ухоженный садик. Пусть учится.

Рассмеялась.

Генри уходит провожать Риву во двор к машине.

Лола, почти шепотом:

— Давай рассказывай скорее, как у вас? Все в порядке?

— В каком смысле?

— Ну, как он, как мужчина?

Оксана улыбается: