Где лучше?

"Тыщу рублей давай теперь мне, не пойду отселева… Эх, кабы Влас Василич надоумился приехать сюда. Озолотел бы он. А дядя, дурачок, зажил бы припеваючи: ему бы только глазами взглянуть на Питер, он бы выдумал штуку… Да, будь у меня деньги, я, ей-богу, завела бы постоялый двор… А што эти мужики говорили, што здесь худо - враки! Дела здесь, должно быть, много. Ведь вон сколько нас на машине приехало, и все разошлись! С постоялой избы сколько ушло - и не воротились. И говорят, каждый день столько народу приезжает… Да, хорошо, должно быть, здесь… Но кто же живет в этих домах? Неужели все господа?" - Так думала Пелагея Прохоровна и спросила об этом Степаниду Антиповну.

- Всё господа и купцы… Живут больше так: у каждого своя комната. Вот в этом дому, я думаю, человек тысяча живет.

Женщины удивились.

- Народу здесь страсть! Говорят, тысячи тысяч. Полиция каждый день ведет счет, никак не может сосчитать.

Женщины еще больше удивлялись.

Так они дошли до Сенной.

На Сенной торгаши уже отпирали лавки, мужчины и женщины, большею частию пожилых лет, катили сюда из разных улиц тележки с разными разностями и останавливались каждый на своем месте. Мало-помалу Сенная площадь наполнялась торговыми людьми, женщины стали предлагать нашим женщинам яблоков, ниток, катушек, тесемок, стали появляться женщины в салопчиках и черных суконных пальто с рогожными кульками в виде сумочек. Но не это торговое движение, только что начинающееся, привлекло все внимание наших женщин, а то, что в углу, между церковью и Полторацким переулком, толпилось до двухсот крестьян; около них стояло несколько женщин.

- Подойдемте к мужчинам: нет ли наших, - сказала Степанида Антиповна и повернула к толпе.

"В самом деле, нет ли тут дяди али Власа Короваева. Может, они с железной-то и пошли сюды. Вот бы обрадовались-то!" - подумала Пелагея Прохоровна.

- Это и есть Никольский? - спросила она Степаниду Антиповну.

- Еще не дошли. Энто Сенная прозывается, - проговорила Степанида Антиповна.

Мужчины галдили. Женщины подошли к ним, стали заглядывать; ни одного нет знакомого, даже и тех нет, которые ночевали в одной с ними избе.

- Еще хвастались, а вот мы скорее их дошли, - сказала Степанида Антиповна.

- Што ж они тут стоят? - спросила Пелагея Прохоровна.

- А нанимаются. Этот рынок мужской.

Пелагея Прохоровна придвинулась ближе к мужчинам. В средине их стоял высокий, здоровый мужчина в фуражке и темно-синем суконном кафтане. Он говорил:

- Так ежели тридцать копеек…

- Несподручно, - загалдил народ.

- Харчи чьи? - спросил молодой мужчина.

- Харчи ваши. Так, пожалуй, тридцать пять…

- Нет… Так не годится, - говорил народ и отошел от него, потом рассыпался по углу площади.

Стали сбираться в кучки, в которых говорили:

- Какая, он говорит, работа?

- Полы переделывать, стены штукатурить.

- Далеко отселева?

- Сколько человек-то?

- Нады спросить.

Кучки опять рассыпались, подошли к подрядчику, окружили его.

- Сколько требуется народу?

- Пятьдесят человек, потому кто ежели портит только, тово вон. Ну, так как?

- Ну, а как идти?

- Как хотите, можно и на машине. Отсюда в Царское всего четвертак стоит.

- Пойдемте, бабы, кабы не опоздать, - сказала вдруг Степанида Антиповна и пошла.

Женщины тронулись. Прошли Сенную, перешли Вознесенский проспект.

Впереди и сзади наших женщин шли тоже женщины, по пяти, по две и даже в одиночку.

Сердце забилось сильнее у Пелагеи Прохоровны. "Продаваться! - подумала она. - Что-то будет, что-то будет".

Вот и площадь. По левую сторону каменные давки - здание, похожее на гостиный двор, с подвалом, в котором тоже устроены лавки, которые тоже отворяют торгаши, а некоторые уже вывешивают на двери веревки, бечевки, шлеи, дуги с колокольцами и без колокольцев. Впереди от Старо-Никольского моста стоит несколько женщин с узелками.

Поравнявшись с собором, женщины усердно помолились на него и потом подошли к женщинам, оглядели их, поклонились им; те тоже оглядели вновь пришедших и слегка кивнули головами.

Пришедшие остановились.

- Вы подальше от нас! - сказала одна молодая женщина из прежде пришедших и тронула за руку Степаниду Антиповну, желая ее отвести.

- Это почему? - спросила сердито Степанида Антиповна тронувшую ее женщину.

- Потому, ты нам не компанья.

- Я тебе покажу компанью… Вот и видно, что из новеньких.

- Как бы не так! Вот тебя так и по облику видно, што калужская луковица!

- Ах, ты, подлая! Может, ты калужская-то, а я вовсе не калужская, а питерская.

- Оно и заметно.

- Двиньтесь, бабы, плотнее, - крикнула храбро Степанида Антиповна своим одноночлежницам и толкнула назойливую бабу.

Баба рассвирепела, обозвала Степаниду Антиповну воровкой. Женщины заголосили и едва не вступили врукопашную, но к ним подошел городовой, стоявший доселе как статуя. Он подошел медленно, как будто каждый его шаг стоит больших денег, остановился против женщин и тупо-флегматически стал смотреть на них.

Степанида Антиповна и ее противница двинулись к городовому, за ними двинулись и женщины.

- Она меня обозвала! - закричала Степанида Антиповна.

- Она воровка… В узлу у нее воровские вещи.

- Ее надо за это…