Это была блестящая идея, Пайн оценила ее, и следы на стене не стали убирать. Подозреваемый подал на Этли жалобу, заявив, что та напала на него без всякой причины. С тех пор Пайн установила в кабинете скрытую камеру, которая также записывала звук. Кнопка включения съемки находилась у нее под столом на уровне колена. Камера была нужна не для физической защиты – речь шла о психологическом спокойствии. Она находилась здесь на тот случай, если другой «дебил» солжет относительно того, кто кого атаковал.
Зазвонил ее сотовый телефон; она посмотрела на номер и нахмурилась. И сделала еще один глоток кофе.
Звонили из Флагстаффа. Слишком рано. Плохой знак.
– Пайн, – сказала она.
– Пожалуйста, подождите, с вами будет говорить Роджер Эйвери.
Он не являлся непосредственным начальником Пайн, и она не ожидала звонка от него. К тому же Эйвери находился на два уровня выше ее босса. Он проработал в ФБР шесть лет, менее половины ее срока, но теперь агенты занимали командные посты через три или четыре года. Пайн никогда не заполняла нужных бумаг, чтобы получить подобную должность; более того, изо всех сил боролась за то, чтобы остаться на полевой работе, а не торчать на постоянной основе в офисе. У нее имелось вполне определенное мнение о должности контролера ФБР: они весь день сидят за письменным столом, дают указания агентам, как вести дела, и при любой возможности играют роль «квотербека в понедельник утром»[9]
.Пайн легко переносила контакты с непосредственным начальством, но ей никогда не нравилось разговаривать с Эйвери. Она скорее предпочла бы перенести колоноскопию без пропофола[10]
.Через мгновение она услышала в трубке его голос.
– Пайн?
– Да, сэр, – ответила Этли.
– Вы удивлены моим звонком?
– Ну, я ожидала звонка, чтобы отчитаться по своим расследованиям, но не от вас, сэр.
– Я люблю держать руку на пульсе, так что на этой неделе сам разговариваю с агентами.
– У меня в календаре помечено, что звонок состоится днем, – сказала Пайн.
– Я решил позвонить вам раньше. Знаю, что вы не любите сидеть за письменным столом. Но если вы заняты…
Как и любой другой контролер, он вовсе не имел это в виду. Если б Этли сказала ему, чтобы проваливал куда подальше, поскольку ей нужно работать, она могла бы сразу попрощаться со своей карьерой.
– Нет, всё в порядке. – Пайн потянулась, чтобы открыть нужные файлы, но его следующие слова заставили ее остановиться.
– Я не сомневаюсь, что вы прекрасно справляетесь с текущими проблемами, – заявил Эйвери. – У меня никогда не возникало необходимости предъявлять вам какие-то претензии в
Смысл его слов не вызывал сомнений. У него
– Хорошо, – сказала Этли. – Вас интересует что-то еще? Дело в том, что я собиралась уходить.
– Давайте поговорим о Гранд-Кэньон.
Пайн подалась вперед на дешевом стуле, отвратительном предмете мебели, купленном на мелкой распродаже, у которого даже не было удобной спинки. С тем же успехом можно сидеть на желатине во время землетрясения. Она уже собиралась приобрести новый стул на средства агентства, а потом принять удар за то, что не заполнила необходимые для такого случая документы. А если кто-то из администрации Бюро пожелает явиться в Шеттерд-Рок, чтобы сделать ей выговор за то, что она обзавелась удобным стулом, пусть приезжают.
– Каньон? – спросила она.
– Мертвый мул.
– Верно.
– И как продвигается расследование? – спросил Эйвери.
– Я работаю над ним. Прошло еще слишком мало времени.
– Это так. Но меня интересуют некоторые детали…
– Я отправила вам предварительный отчет, – сказала Пайн.
– Я его читал. Сейчас меня интересует, что вам удалось выяснить после этого.
– Я не знаю, кто убил мула, почему и как и где сейчас злоумышленник, – сказала Пайн. – А в остальном все хорошо.
Эйвери проигнорировал ее сарказм, что удивляло.
– Бенджамин Прист?
До сих пор Этли никому не говорила, что человек, называвший себя Бенджамин Прист, на самом деле им не был.
– Вчера вечером я говорила с его братом, – сказала она.
– И каковы результаты разговора? – терпеливо спросил Эйвери.