Где начинается радуга?

Арсений тут же помахал мне. И тот другой. С яркой мимикой. К своему сожалению, я забыла как его зовут.

Матвей не подходил к нам, и Глеб помаленьку расслаблялся. Он тоже понял, что отвертеться нам от приглашения не удастся. Зачем нужна была вечеринка для Мрака мы не знали.

Я надеялась не для того, чтобы подставить еще как-то меня. Или показать в невыгодном свете Глеба.

Либо это было примирение?

Нет, не думаю. Слишком смиренно для Матвея. В нем точно нет такого качества, как смирения с чем-то либо.

Значит подстава?

Глеб отошел, чтобы найти нам напитки. А я осталась стоять около камина.

Живой огонь приятно согревал мои застывшие пальцы. Чтобы добраться в горы нам пришлось потратиться на такси. И одеться пришлось не по-летнему и даже не по-весеннему. Днем в горах было тепло. Но ближе к вечеру тут холодало. Мне пришлось отыскать теплую кофту и куртку, чтобы добраться до дачи в полной комплектации и без обморожения.

— Алмазов тебя случаем не бросил?

Едкий голос сестрицы. От него застывает кровь во мне. Я медленно поворачиваюсь в ее сторону и осматриваю.

— Нет, с чего это ему бросать меня.

Отворачиваюсь от сестренки и провожу по волосам. Все же я напрягаюсь. Я жду от нее подлянки. Может это, будет гадкое слово. А еще Света не поняла мое предупреждение. Она снова пытается добиться от меня реакции.

Не люблю реагировать на чужие провокации. Но иногда так трудно удержать язык за зубами.

— Да? — сомнение в голосе сестрицы. С издевкой. Что она хочет сказать этим? — Только почему-то твой парень общается с твоей подругой. А твоя подруга…

Ее палец с ярким красным маникюром со стразами указал направление. Я не хотя взглянула и сжала зубы до скрежета.

Там стоял Глеб, а рядом с ним Арина. Она столкнулась с ним и теперь краснела. Девушка пыталась вытереть салфеткой мокрое пятно, а Глеб… он отстранял ее. С улыбкой и какими-то словами. Но они вызывали у Арины приступ смущения. Она более нервно пыталась осушить пятно. И в какой-то момент Глеб схватил ее за руки и встряхнул. Она посмотрела на него, а он говорит. Проникновенно. Прямо в глаза.

И она заворожена.

Обжигающая ревность.

К нему. К ней.

Она лишает рассудка и здравого смысла. Она управляет мной похуже чужой намеренной провокации. А это лишает меня главного. Того, чего я дорожу больше всего на свете. Независимости.

Я зависима от своих чувств. Они поглощают меня.

И казалось бы невинный поступок любимого. Его попытка успокоить девушку. Вызывает во мне взрыв атомной мощности.

Я не слышу себя. Я не слышу своего подсознания. Разве это независимость?

Это зависимость. От чувств. От другого. То, чего я не люблю. То, чего я боюсь.

А еще жалость. Потому что Глеб бросает взгляд на меня. И он моментально меняется. На нем появляется та, самая улыбка. Только для близких. И это замечает Арина.

Ее личико искажается. На нем мелькает боль, которую она хочет скрыть. И мне тоже больно.

Жалость к другому — это тоже зависимость. Чувство вины — зависимость. Я не могу поступить по-своему без оглядки на другого.

Раздражение внутри губительно для меня.

Но меня больше всего раздражает не сами чувства. Не другие люди. А то, что я испытываю эти чувства. То, что я не чувствую свободу.

И они меня сжимают в рамки, которые я создала. Сама.

— Оо, а ей больно, — вкрадчиво прошептала Света. — Из-за тебя она страдает. Да не только она. Все. Но ей… единственная твоя подруга каждый день умирает. Когда видит тебя такой счастливой. И его. Только тебе скорей всего плевать. Как и всегда. Ах, да. Ты ведь смогла пережить реальную смерть близких. Так что на чужую сердечную смерть тебе наплевать. — ее яд патокой лился. Он обволакивал меня и попадал в нужные места. Мои руки задрожали и, чтобы скрыть это. Я сжала их в кулаки. А Света обошла меня с другой стороны и продолжила: — А еще твои родители. Они ведь умерли, потому что спешили к тебе. Ведь у любимой дочурки праздник. Первый показ. День рождение. Поздно ночью возвращались ради этого. А там… столкновение. — она сделала глоток напитка и взглянула оценивающе на Глеба. — А еще он. Алмазов ведь тоже мучается. Он понимает какого полета ты птица. И ждет, и боится. Ему хочется удержать тебя. Но и боится перекрыть тебе путь. Ведь тогда ты упорхнешь. Ты даже Матвея поймала в свои сети, — указала на Мрака. Вокруг него столпились девчонки, но он ни с кем не общался. Даже пытался вырваться из кучи, что у него не получалось. — Расскажи, как себя чувствует та, вокруг которой все страдают и умирают?

Света вздернула одну бровь и ухмыльнулась. Она отсалютировала мне полупустым бокалом. А я окаменела.

Она смогла ударить меня.

Она нашла мое слабое место.

Я следила мертвым взглядом, как она уходила. Но в голове моей она оставила хаос. Гул нарастал.

Оказалось, что гул был не только в моей голове.

— Куски говна!

Голос Белькова вырвал меня. Рядом с ним стояла заплаканная Маша. На полу с прижатой ладонью у щеки лежал в футболке с футбольным номером Антон, а напротив Олега стоял другой футболист. Он вытянул руки перед собой и отступал.

— Олег, ты чего? Мы ведь поразвлечься ей предложили. Без всякого криминала.