— Объяснишь? — с болью уточнила Марина. Она глотает слюну, видимо так она пытается сдержать слезы. Но она стойко стоит и ждет. Она ждет правды от меня.
— Что ты хочешь услышать? — отстраненно спрашиваю.
Я снимаю сапоги и пуховик и держусь. Не хочу оправдываться или плакать. Я поступила подло по отношению к подруге. Я признаю это про себя. Но в слух в этом не признаюсь. И лучше пусть она накричит на меня. Выплеснет боль, которая сжирает ее. Я готова принять такое наказание за поступок, который совершила.
— Ты знала, что своей победой у Лессовского ты получишь билет до Парижа. Обещанное мне.
Вот что ее волнует. Когда я пошла, знала ли последствия, которые коснутся ее.
Выпрямляюсь и прямо смотрю на нее. На свою подругу, которую возможно сегодня потеряю.
Хотя это не так. Я ее потеряла не сегодня.
А в тот день, когда Ануш сделала свое предложение. Когда я поняла, что она хочет, чтобы я сделала. Я могла послать ее и сказать, что друзей не предаю. Могла выслушать ее и не пойти на массовый кастинг. Могла обо всем рассказать Марине. Но я ничего из этого не сделала.
Потому что сделала выбор. И он был не в пользу нашей с ней дружбы. Рубина и Малахита.
— Значит знала, — сделала вывод Марина. — Ну хоть стекловату на одежду не распыляла. И на том спасибо.
Девушка развернулась и подошла к столу. Она налила себе рубиновое вино и проглотила его залпом. Словно там была вода.
— Марин, — начинаю я.
Мы обе знаем, как долго она отказывалась от алкоголя. Ее может разнести за секунды от такой дозы.
— Не надо, Ксю, — упала на стул Марина и откинулась на него. На ее щеках блестели горькие слезы обиды. И тут девушка начала говорить. Немного заплетаясь от выпитого алкоголя. — Я всегда знала, что ты талантливей меня. Всегда напоминала себе об этом. “Я не так талантлива. Хэй, не смей расслабляться. Работай больше, чем можешь”. Понимаешь, я могу взять упорством, настойчивостью, пробиваемостью. Но не талантом. Его во мне жалкие крупицы. Во мне больше желания. В тебе же, Ксюша, есть оба эти качества. Мне тебя не догнать. К тому же в массовом кастинге сложно победить. Мне ли этого не знать. Сколько раз я бывала на таких мероприятиях. И ни разу не победила. Только талант может взять вверх. Особенно у Лессовского. Тебе Ануш подсказала пойти на кастинг? Она то знает, кто стоит за организаторами.
— Марин, — снова пытаюсь успокоить подругу. Но она уже потеряна для меня. Особенно сейчас.
Рубин просит не подходить ближе и махает головой. Она хлюпает несколько раз носом, прежде чем сказать.
— Ксюш, тебе нужно собираться. Тебе предстоит поездка в Париж. Иди спать. А завтра сборы.
Растерянно смотрю на подругу. И осознаю то, что я вижу. Это намного хуже того, что я представляла. Я ждала криков, обвинений, претензий. Все что угодно. Но только не этого. Принятия. Молчаливой обиды. И отчаяния.
Это ведь хуже. Это почти убийство надежды.
— А ты? — шепчу я.
Мои руки тянутся к ней, чтобы обнять. Мой язык хочет кричать мольбу со словами извинений. Но я этого не делаю.
Потому что я чертов камень. Потому что чувства пугают меня. Особенно такие сильные. Но их лавины уже успели пробить в моем сердце дыру. И кажется об этом я буду вспоминать намного чаще, чем о Глебе.
Потому что я снова открыла свой ящик со скрытой там душой. И возможно теперь я не в силах его запереть.
— А что я, — слегка истерично рассмеялась она, расплескивая вино. — Сегодня я напьюсь. Завтра отосплюсь. А послезавтра придумаю, что делать дальше. Иди, Ксюш. Я хочу побыть одна.
Я не могу настаивать.
Точно не сейчас.
Поэтому я ушла к себе. Но продолжала слушать, как Марина плачет о своей участи. И это медленно рвало мою душу.
Глава 24
На следующий день я выбиралась из дома тайком. Мне пришло сообщение, чтобы я пришла и забрала документы и билет. А еще нужно подписать несколько договоров, по которым я теперь не я. Теперь моя “должность” называлась специальная модель агентства Венеция. И меня отправляют в длительную командировку в Париж.
Юридические тонкости, чтоб их.
— На этом все, — со стуком опускаю ручку на стол и поднимаюсь.
Юрист, тучный мужчина, кивает и равнодушно провожает меня взглядом. За всю нашу встречу он сказал только два слова.
“Подпишите здесь!”.
Дальше он изъяснялся только кивками и махами руками. Очень общительный человек, отметила я про себя.
Девушки, которые встречались мне, не улыбались. Они хмуро глядели сквозь меня, кто-то шипел гадости, но никто в открытую нападать не стремился. Поэтому мне пришлось идти под перекрест хмурых и недовольных девиц, среди которых я заметила Софью и Милку с конкурса.
Вот только мне было на них наплевать.
Потому что больнее они меня не ударят, чем это сделала я сама. Мне было достаточно своей совести, которая ела меня. И кажется, от этого я получала мазохисткое удовольствие. Потому что ощущала себя человеком, который чувствует.
Их взгляды такая мелочь, и я им от дыши улыбнулась.
Девушки ахнули и тут же отвернулись от меня. И такое бывает, хочется хмыкнуть. Но я молчу.