Где найдешь, где потеряешь.

— Я тебя не слышу! — крикнула она.

Донеслось какое-то бульканье, которое можно было расценить как заявление, что он отправляется искать другой автомат.

Минут через десять послышался новый звонок. На этот раз слышимость была вполне приличная.

— Ты как с Марса звонишь, — сказала она.

— Я из больницы, — уведомил Влас. — Николая решил проведать.

— И как он?

— Вполне прилично. На свое рабочее место пока не собирается.

— То есть?

— То есть для морга не созрел.

— Шутишь?

— Шучу... Приходили уже из милиции, расспрашивали об отравлении. Он твердит, что сам. Мол, я псих, вот вошло в голову, и решил лишить себя жизни, что вполне, в общем-то, логично, и посему ему верят... — Влас секунду помолчал и добавил: — Любит он ее, тварь. Даже жаль мужика...

— Влас, — нерешительно начала Анфиса. — Мне кажется, что все оно так и было...

— Ты просто пасуешь... Но это все неважно, вечером, как договорились, ты к нему едешь... А там видно будет, кто прав из нас, а кто нет... Да, палата, куда его сегодня переведут, на седьмом этаже — семьсот пятая. Запиши... А я к тебе за новостями вечером нагряну. Ну, все. Целую...

Анфиса еще долго сидела в кресле. Потом, встав, решила: «Все, хватит, сама кашу заварила, сама и расхлебывай, и правильно Влас говорит, нечего нюни распускать...»

Весь день она провела как на иголках, раз за разом проигрывая в голове будущий разговор с Николаем. Она представляла, как вынудит его на откровенность или мастерски прижмет. Потом ей казалось, что у нее вообще ничего не получится. Когда пришло время выезжать, она вдруг малодушно подумала — а может, ну его все к чертям. Плюнуть на все. Завалиться с книжкой на диван. А потом сказать Власу — надоело...

— Не дури, — сказала она своему отражению в зеркале.

Она выехала пораньше. Поэтому ей пришлось еще с полчаса толкаться в вестибюле, ожидая начала посещения больных.

Когда час посещения настал, посетители с

пакетами поспешно разбрелись по палатам. Анфисе было неудобно идти ни с чем, она купила у продавщицы в холле ветку бананов, апельсин и пачку печенья. Когда она подошла к двери семьсот пятой палаты, из нее вышел молодой черноволосый парень в спортивном костюме:

— Здравствуйте! — обратился он к Анфисе. —А вы к кому?

— Я? — Анфиса на минуту опешила. — К Николаю Кушниру. А что?

— Ничего, — пожал он в ответ плечами. — Только Колька посетителей к себе не ждал и ушел.

— Как ушел? — изумилась Анфиса. Николай почему-то представлялся ей лежащим пластом в постели.

— Да нет. Я имею в виду — из палаты ушел. Он вон там в холле, в конце коридорчика сидит... — и парень махнул рукой дальше по коридору.

— Спасибо, — поблагодарила Анфиса и пошла искать Николая.

Тот одиноко сидел в холле, обставленном мягкой мебелью: два дивана, кресла, посередине пустой журнальный стол. Журналами и газетами в наше время в больнице не балуют, потому что средств на их выписку просто не остается. На подоконниках стояли горшки с цветами. В холле, кроме Николая, никого больше не было.

— Привет, — сказала Анфиса, подойдя к нему.

Он поднял голову, как будто что-то рассматривал на полу, и глянул на Анфису.

— Привет, — удивленно ответил он. — Вы как меня здесь нашли?

— Да я вам сама «Скорую» вызывала... И на работу к вам звонила, сообщить, что вы в больницу попали... — И Анфиса села рядом с ним.

— А-а, — протянул Николай. — Ангел-хранитель...

— Я вот вам тут принесла, — Анфиса достала пакет с бананами и прочим и поставила на диван рядом с Николаем. — Я, правда, не знаю вашего вкуса, так что не обессудьте...

Он глянул на пакет и, кивнув головой, поблагодарил. Выглядел он очень неважно: лицо было каким-то серым, глаза впалые, а руки слегка тряслись. Он молчал, вновь уткнувшись взглядом в пол. Анфиса никак не могла найти тему для разговора, но не начинать же сразу крутить тут запись.

— Живые, — сказала она, кивнув на цветы.

— Да, к счастью, — ответил Николай, тоже глянув на цветы. — Слава Богу, что в наших больницах еще не отдали дань моде и не напихали во все углы горшки с искусственными. Я поэтому здесь и отдыхаю от палатной суеты, там все чего-то беспрестанно болтают. А зачем? — Он пожал плечами. — Здесь, правда, холодно, но все равно среди них, — он кивнул на цветы, — хорошо. Если бы разрешили, я бы прямо здесь свою кровать поставил и спал бы. Даже уходить не хочется.

— А зачем, давайте здесь посидим, — предложила Анфиса. Ее вполне устраивал этот пустынный холл.

— Здесь довольно прохладно, — вновь напомнил Николай. — Поэтому сюда никто из больных не ходит. Вы не замерзнете?

— Нет, я тепло одета... И потом я люблю цветы... — Анфиса тоже не выносила искусственных

цветов, заполонивших все московские учреждения и уже начавших проникать в московские квартиры.

— Не знаю, как вы, а я когда в магазин захожу или там в банк, так такое чувство, будто с работы не уходил, а просто переместился из одного траурного зала в другой... А эти, как их... рестораны понатыкали возле своих дверей искусственных пальм и рады, а чему? Живые живому радоваться должны.