Читаем Где наша не пропадала полностью

От радости совсем мозги заклинило.

Только и услышал, как в глубине колодца бултыхнулось.

Но и меня можно понять – не каждый день из колодца угрей вытаскиваешь. Я вообще первый раз в жизни его увидел. Откуда хладнокровию взяться?

Сладкая рыба линь, а угорь, пожалуй, послаще будет. Знаменитая рыбка, еще римские императоры ею лакомились.

Парень с работы рассказывал. Жил он в Прибалтике, на самом западе. В пограничной зоне у них речка текла, и водился в ней угорь. А у запретного плода, да еще с запретного берега – сладость уже двойная. Только ползать на этот бережок вынужден был, извиваясь не хуже самого угря. Благо еще рыба из тех, что по ночам клюет. И прилично клевало под охраной пограничников. Хорошо ловил. Пока самого не поймали. И пришлось ему долго-долго доказывать, что не шпион. Своим доказывал. А если бы те поймали? Чем бы он у них заниматься стал? Представить страшно. Вот уж действительно – охота пуще неволи.

Человек свободой рисковал, а у меня, можно сказать, подарок судьбы. В пяти шагах от крыльца.

Вопрос – зачем этот подарок в ведро полез? В колодец-то свалиться нетрудно. Люди падают, а рыбе сам Бог велел, у нее к воде естественное притяжение. Но с какой стати ей в ведро прыгать? Может, конечно, случайно. Может, гусеница какая-нибудь или букашка к дужке прилипла и угорь с голодухи бросился на нее, в колодце-то несильно разжируешь.

Но есть и третье.

Вы знаете, где угри нерестятся? В Саргассовом море. Там же и умирают. За любовь жизнью расплачиваются. Африканские страсти. Родители гибнут, а сиротки разбредаются по всему свету пропитание добывать и странствуют до тех пор, пока не созреют для своей трагической любви. Угри, кстати, только по дороге в свою Саргассову могилу узнают, кто из них «М», а кто – «Ж», а до этого – все среднего рода. Так что, если бы в колодце хватило пропитания, он бы мог прожить там весь век, не узнав своего пола. Скучноватое будущее.

Вот я и думаю – не обуяла ли рыбину любовная лихорадка. В таком состоянии всякая живность последнего ума лишается, только бы соединиться любой ценой. Мы привыкли считать, если холоднокровные, значит, и страстей не ведают. А температура здесь ни при чем. Это вам не грипп и не ангина, а продолжение рода. По такому случаю не только в ведро полезешь.

Но у меня свои заботы.

Заглянул я в колодец – темно. В нем и при ярком солнце не больно чего увидишь, а дело-то ранним утром было. Кручусь вокруг сруба, неужели, думаю, с концами ушел? Это я теперь о любовной лихорадке рассуждаю, а там и самого залихорадило.

Грибы, конечно, побоку. Не до баловства. Первое, что я сделал в этом полуприпадочном состоянии, – побежал искать лягушек для наживки. За огородами болотце плесневело, туда и почесал. Устряпался, как свинья, но добыл. Жирнющая лягва попалась. Я, вообще-то, их терпеть не могу, да здесь уж не до брезгливости. Насадил ее на тройник и сижу со спиннингом у колодца. Жду.

А тут и бабулька, хозяйка моя, проснулась. Вышла воды набрать. Я-то забыл принести. Глянула на меня и спрашивает своим ласковым голоском:

– Что же ты здесь делаешь, Ленечка?

Я ей все подробненько объяснил, как угря из рук выпустил, как лягушку в болоте ловил, и, конечно же, пообещал к обеду жареной рыбкой угостить.

А она:

– Ладно, – говорит, – может, и впрямь поймаешь.

Успокоила и ушла.

Возвратилась не одна. Специалиста по линям за собой притащила. Видно, решила, что один не справлюсь, а старикан для них – авторитет. Ну, думаю, теперь подсказками замучит.

– Клюет? – спрашивает он шепотом.

И тут я догадался, почему угорь до сих пор не взял. Рыба-то ночная, а уже давно рассвело, значит, надо дверцы у колодца закрыть, чтобы там темно было. Ну и закрыл быстренько.

– А это зачем? – спрашивает старикан.

Я объяснил. В отличие от него, я за монополию не держусь. Тем более, что угорь в единственном экземпляре. Я его первый увидел, я его и поймаю.

– Конечно, конечно, – соглашается старикан, вроде даже успокаивает меня. И, главное, близко не подходит, дистанцию держит, словно чего-то боится.

И тут я понял – они же меня за психа принимают! Да и мудрено ли, сами посудите: сидит мужик, перепачканный в болотной тине, и ловит рыбу в колодце – что можно подумать, глядя на него? Только одно – крыша поехала.

Понял я это, и зло меня разобрало. Ах так, думаю, сейчас я вам покажу, какими настоящие психи бывают. И на полном серьезе предлагаю старикану обмен: он мне – озеро с линями, а я ему – колодец с угрем.

А он ехидненько так улыбнулся, ему же и перед спутницей надо выставиться, подмигнул ей и говорит:

– Что же ты чужим колодцем распоряжаешься?

Вижу, осмелел. Продолжаю дальше. Не хочешь, не надо, тогда помоги, принеси слабительного или какого-нибудь другого лекарства от глистов. И неплохо у меня получилось, вопросец прозвучал и с напором, и с капризинкой – короче, дал понять, что я не очень тихо помешанный, могу и в буйство впасть.

Переглянулись. Дошло. На ехидные вопросики уже не отваживаются. Выжидают.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сибириада

Дикие пчелы
Дикие пчелы

Иван Ульянович Басаргин (1930–1976), замечательный сибирский самобытный писатель, несмотря на недолгую жизнь, успел оставить заметный след в отечественной литературе.Уже его первое крупное произведение – роман «Дикие пчелы» – стало событием в советской литературной среде. Прежде всего потому, что автор обратился не к идеологемам социалистической действительности, а к подлинной истории освоения и заселения Сибирского края первопроходцами. Главными героями романа стали потомки старообрядцев, ушедших в дебри Сихотэ-Алиня в поисках спокойной и счастливой жизни. И когда к ним пришла новая, советская власть со своими жесткими идейными установками, люди воспротивились этому и встали на защиту своей малой родины. Именно из-за правдивого рассказа о трагедии подавления в конце 1930-х годов старообрядческого мятежа роман «Дикие пчелы» так и не был издан при жизни писателя, и увидел свет лишь в 1989 году.

Иван Ульянович Басаргин

Проза / Историческая проза
Корона скифа
Корона скифа

Середина XIX века. Молодой князь Улаф Страленберг, потомок знатного шведского рода, получает от своей тетушки фамильную реликвию — бронзовую пластину с изображением оленя, якобы привезенную прадедом Улафа из сибирской ссылки. Одновременно тетушка отдает племяннику и записки славного предка, из которых Страленберг узнает о ценном кладе — короне скифа, схороненной прадедом в подземельях далекого сибирского города Томска. Улаф решает исполнить волю покойного — найти клад через сто тридцать лет после захоронения. Однако вскоре становится ясно, что не один князь знает о сокровище и добраться до Сибири будет нелегко… Второй роман в книге известного сибирского писателя Бориса Климычева "Прощаль" посвящен Гражданской войне в Сибири. Через ее кровавое горнило проходят судьбы главных героев — сына знаменитого сибирского купца Смирнова и его друга юности, сироты, воспитанного в приюте.

Борис Николаевич Климычев , Климычев Борис

Детективы / Проза / Историческая проза / Боевики

Похожие книги

1. Щит и меч. Книга первая
1. Щит и меч. Книга первая

В канун Отечественной войны советский разведчик Александр Белов пересекает не только географическую границу между двумя странами, но и тот незримый рубеж, который отделял мир социализма от фашистской Третьей империи. Советский человек должен был стать немцем Иоганном Вайсом. И не простым немцем. По долгу службы Белову пришлось принять облик врага своей родины, и образ жизни его и образ его мыслей внешне ничем уже не должны были отличаться от образа жизни и от морали мелких и крупных хищников гитлеровского рейха. Это было тяжким испытанием для Александра Белова, но с испытанием этим он сумел справиться, и в своем продвижении к источникам информации, имеющим важное значение для его родины, Вайс-Белов сумел пройти через все слои нацистского общества.«Щит и меч» — своеобразное произведение. Это и социальный роман и роман психологический, построенный на остром сюжете, на глубоко драматичных коллизиях, которые определяются острейшими противоречиями двух антагонистических миров.

Вадим Кожевников , Вадим Михайлович Кожевников

Исторический детектив / Шпионский детектив / Проза / Проза о войне / Детективы