Где наша не пропадала

В Иркутск ехали. В купе три мужика и дама. Веселая. Не подумайте ничего дурного, просто характер открытый. Фифу из себя не строит. Разговор поддержать может. Даже водки с нами выпила. Геолог по специальности. Свойский человек. А мы, естественно, хвосты распустили. Столичный специалист с нами присутствовал. Соловьем заливался. Образованностью удивить норовил. Черчилля вспомнил, будто бы на вопрос, как в России живут, англичанин этот изрек: «А в России воруют». Я и раньше замечал, что почти все жирные любят на Черчилля ссылаться, вроде как дают понять, что, если жирный, значит, обязательно умный. А, между прочим, фраза эта про наше воровство задолго до их Черчилля сказана. И совсем не англичанином, а кем-то из русских. Анатолий Степанович называл этого деятеля, но я не запомнил. Да и какая разница – кто. Ее любой мог сказать, у кого глаза на месте.

А как в России не воровать? Я не про начальство. У них, на верхотуре, свои правила и законы. Иногда кажется, что они там соревнуются кто больше народного добра присвоит. Я про нормальных людей говорю.

Воруют, потому что купить негде. Бывает, конечно, и не на что, но в этом случае и подождать можно, подкопить или занять. Да что я вам объясняю, сами понимаете, не глупее меня.

Я немного о другом.

Работал на Дальнем Востоке. Завод наш какую-то часть продукции отправлял в Японию, а японцы рассчитывались магнитофонами, одежонкой и кафелем. Для кого-то это безделушки, а для советского человека – желанный дефицит. По-латыни два алтына, а по-русски – шесть копеек.

В одной бригаде со мной слесарил Гришка Ступак. Удобный напарник: руки росли откуда следует, голова соображала и компанию всегда готов поддержать. Чуть ли не до тридцати пяти лет за поселковую команду в футбол играл. И опять же, не слабо. Сам видел, как он метров с двадцати в девятку засадил. Такой мяч и Яшин бы не взял. Начальство ценило, мужики уважали, бабенки заигрывали. Но он вроде как примерным семьянином числился. По крайней мере, о доме не забывал. Японский магнитофон одним из первых получил. А когда душевые ремонтировали потихонечку и кафеля натаскал. Щели в заборе на любом заводе имеются, да и проходная не очень строгая была, не колбасу, поди, производили. А кафель этот возле цеха года два лежал, бери кому не лень. От завода не убыло, а ему приятно. Японский все-таки получше нашего и для глаза, и для гордости. Ванну отделал на заглядение. Я не видел, но представляю картинку. Мужик-то, я уже говорил, рукастый.

И где-то в это же время цеховой механик на повышение пошел. Кадровики вспомнили, что Ступак не только в футбол хорошо играет, но и техникум в юные годы закончил. Назначили на должность механика. Был Гриня, стал Григорий Петрович. В общем-то, ничего удивительного: производство знает, голова на месте, водкой не увлекается. Соперников тоже не нашлось. Место не слишком завидное. Прибавка в зарплате мизерная, а беготни больше, чем на футбольном поле.

Не выпрашивал, сами предложили. Бьют – беги, дают – бери. И все-таки, когда Гриша спецовку на костюмчик сменил, некоторым показалось, что у мужика голова от радости закружилась. Не без этого, конечно, однако терпимо. Доводилось видеть позорища и смешнее и страшнее. Бывали случаи, когда человек не только спецовку менял, но и все, что под ней, словно ему и кровь заменили и душу вынули.

Начальники у нас всегда хреновые, но не надо забывать, что и работяги не ангелы. Механик скажет, чтобы к обеду отремонтировали, а слесарь до конца смены волынит, да еще и на другой день норовит оставить. Тот ему выговорит, а этот в ответ ухмыляется, да брось ты, мол, сознательного из себя корчить, забыл, что ли, как вместе сачковали? Нестриженый ноготь в мясо растет. Гриша терпел, терпел и в спешном порядке начал гайки закручивать. А в этом деле азартность до добра не доведет. Там, где надо было просто отматерить, он премии лишил. Или отправил человека отсыпаться после пьянки, ну и заставил бы его потом сверхурочно отрабатывать, до седьмого пота мог бы загнать, а он, с горячей руки, прогул записал. Ну и так далее.

Короче, нажил врагов. И кто-то из обиженных возьми да стукани, что у механика Григория Петровича Ступака ванна ворованным кафелем отделана. Сигнал поступил – обязаны реагировать. Пришли с проверкой. Глянули. Красотища!

Рисунок затейливый, плиточки сияют свежестью, аккуратно подогнаны одна к другой, швы ровненькие…

Он, к слову сказать, и на работе халтуры не позволял, а в собственной квартире почему бы не постараться.

Чужая красота умеет зависть разбудить. А зависть у людей, наделенных властью, острее, чем у рядовых граждан.

Вопрос «Где взял?» можно было и не задавать.

Взять, кроме как на родном заводе, было негде.

Но они спросили.

И Грише пришлось признаваться.

Однако чистосердечное признание, скорее всего, не помогло. Три года мужику влепили.

Ни за что, можно сказать. На ровном месте срок заработал.