Читаем Где нет зимы полностью

Где нет зимы

— Ты меня со своими замороженными людьми совсем заболтала, — сказал доктор. — В общем, так: лежи и считай до ста. Умеешь?

Конечно, умею. Я уже во втором классе.

— Великолепно! — обрадовался доктор. — Считать надо вслух — начнешь, когда мы тебе скомандуем. И прислушивайся к себе: как замерзнет у тебя левая пятка — так, значит, все готово, заморозка сработала и операцию можно начинать.

И я лежала и прислушивалась к себе, но пятка никак не замерзала. Или замерзала?

— Считай, — напомнил доктор.

Я начала считать:

— Один, два, три, четыре…

А потом слышу:

— Открой глаза.

Живот как болел, так и болит. И мне так неудобно: хвалилась, что умею считать до ста, а сама сбилась. И тут мне сообщают, что уже всё. Операция давно закончилась.

— А почему у меня живот как болел, так и болит? — возмутилась я.

— А ты как хотела? — удивилась медсестра.

Понятно — как! Если мне лечат, например, больной зуб, он перестает болеть. Для того и лечат.

Но медсестра мне объяснила:

— У тебя в животе дырка, ее зашили нитками. Конечно, она еще какое-то время поноет, а потом боль пройдет. Скоро пройдет. Потому что аппендикс, который болел у тебя внутри живота, доктор удалил.

Когда я вернулась в свою палату, меня там ждала тетя Мира. И очень радовалась, что я жива и почти здорова. Что меня ей вернули.

Лялька меня тоже там ждала.

Доктор Владимир Степанович сказал, что как только мой живот зарастет окончательно, так меня и отпустят домой.

И начала я выздоравливать и дырку в животе заращивать.

Со мной в палате еще один мальчик Колечка лежал, маленький, пять лет всего. И мама его тоже все время была тут.

Покоя в этой больнице нам никакого не давали. То градусники с утра, то заходят полы помыть, то перевязка, то обед. А то обход.

Как-то вечером медсестра сказала, чтобы завтра мы с утра были готовы к профессорскому обходу. А утром прибегает и кричит:

— Ой, мамочки, что это у вас тут делается! Профессорский обход уже начался, давайте-ка скорей убирайте все с тумбочек, что не положено!

Я сначала подумала, она так причитает — ну, знаете, как люди, когда пугаются, вскрикивают: «Ой, мамочки!», по потом поняла — она так тетю Миру и Колечкину маму называет: «мамочки».

Колечкина мама сразу вскочила и начала хлопотать — убирать с тумбочки вещи.

У них там — как у нас примерно, то же самое. Телефон сотовый лежит, альбом, чтоб рисовать, карандаши, чашка, ложка, книжка… Колечке мама читает сказки про Братца Кролика и Братца Лиса.

А у меня на тумбочке — книжка про цирк, такая толстая, оранжевая. Мы ее только-только читать начали, как этот профессорский обход случился.

Только тетя Мира почему-то ничего с тумбочки убирать не стала.

Колечкина мама как все с крышки смела внутрь и по сумкам распихала, так сразу и увидела, что моя тетя Мира ничего такого не делает.

— А вы почему не убираете вещи?

Тетя Мира засмеялась:

— Зачем их убирать? На тумбочке все чисто, все в порядке. Так что не понимаю, чем наши цветные карандаши, чашка с цыпленком и книжка могут ранить душу профессора.

Но Колечкина мама не сдается:

— Так ведь велели! Так ведь профессор!

— Ну так и что, что профессор? Он ведь нам не генерал, да и мы тут не солдаты!

А я лежу и думаю: медсестра профессора боится, Колечкина мама боится. Только мы с тетей Мирой почему-то не боимся.

Тут двери отворяются и заходит толпа народу. Всю нашу маленькую палату сразу заполнили.

Впереди всех красивая женщина. Лицо у нее старое, а волосы молодые — яркие такие, рыжие-рыжие, как у лисы. Рядом с ней наш врач Владимир Степанович, а сзади еще разные врачи и медсестры. И та медсестра, которая нас профессорским обходом пугала, тоже. Владимир Степанович стал про меня этой красивой женщине рассказывать, а она радовалась, что у меня все хорошо. Потом она мой живот сама хорошенько рассмотрела, спросила, как я себя чувствую, что делаю, и сказала: отлично, скоро пойдешь домой.

И пошла Колечку рассматривать.

А на обратном пути опять около меня остановилась:

— Это кто у тебя? Зайка или медвежонок?

— Это Лялька. Я думаю, что она не медвежонок. И, наверное, не зайка. Но точно не знаю. Никто не знает, только моя бабушка знала.

— Тайна? — улыбнулась женщина.

— Да, — кивнула я. И мне захотелось еще немного с ней поговорить:

— А скоро профессор придет? — спросила я эту рыжую женщину.

— Это какой профессор? — подняла она брови. — Это такой высокий, толстый, с бородой и круглым пузом? В очках?

Я подумала секундочку и решила, что да, наверное, профессор именно такой.

— Его тут все ждут второй день. Ждут и боятся. А он не приходит почему-то.

— Боятся, говоришь? — хмыкнула рыжая женщина. — Ну да, понимаю. Я его тоже боюсь. Бородища такая, очки — как тут не испугаться?

А сама вокруг посмотрела. Наверное, ей неудобно, что она в такой толпе одна боится. Только я-то точно знаю, что медсестра тоже трусит.