― План безупречен. Моя кровать достаточно большая для двоих, и советую тебе держать рот закрытым, пока я не дам тебе повод его открыть.
Я от удивления даже рот разинула.
― Я не буду спать рядом с тобой!
Он скучающе отводит взгляд.
― Спать на кровати удобно. Но можешь спать и на полу, если хочешь.
Я натягиваю наручники. Они гремят, заставляя кровать слегка вздрогнуть.
― Ну, ладно, ― качает он головой, подходя к столу. ― Посмотрим, как надолго тебя хватит.
― Что это значит?
Он пристально смотрит на меня.
― Это значит, что пол твердый, как камень.
Ненавижу быть прикованной к его кровати, но хотя бы одна из моих рук свободна. Я наблюдаю, как он достает оружие и кладет на стол. Затем бросает телефон и несколько ручек из карманов джинсов, а потом хватается за рубашку и снимает через голову. Мои глаза невольно открываются шире, и я пытаюсь отвести взгляд, но не могу. Черт бы побрал это идеальное тело! Он проводит одной рукой по животу, второй взъерошивает волосы, а затем отправляется в ванную.
Я просто смотрю.
Добром это не кончится.
Горячая вода стекает по моему телу.
Я так напряжен, что чувствую это каждой мышцей рук и ног. Плечи одеревенели, голова раскалывается, спина болит. Я разворачиваюсь, потирая плечи, пытаясь снять напряжение. Бесполезно. Похоже, мне все-таки придется пойти и найти Ливви. Она знает, как расслабить меня.
Я думаю о Джесс, и мое сознание будто затуманивается.
Если ее зовут не так, то как? Если она не та, за кого себя выдает, что она сделала, чтобы испытывать необходимость скрывать о себе так много? Любопытство разгорелось, не могу этого отрицать. В свое время я знавал многих женщин, но никогда не встречал настолько решительных. Она не хочет сломаться, не хочет показать даже часть себя, ничего, кроме того, что она сильная.
В каком-то смысле она такая же, как я.
Ничего хорошего из этого не выйдет.
~ * ГЛАВА 9 * ~
Я не свожу взгляда с пистолета. Так хочу добраться до него. Действительно, очень, очень хочу. Но ненавижу тошнотворное чувство, закручивающееся в животе, потому что оно означает, что я на самом деле думаю о худшем. Самое страшное ― это убить Димитрия, чтобы он не навредил людям, которых люблю. Я не могу позволить ему причинить боль Инди и Хендриксу. Эти двое стали мне единственной семьей. И я буду бороться против всех, чтобы защитить их.
Пар врывается в комнату, когда Димитрий выходит из ванной.
У него на талии черное полотенце. И маленькие капельки воды, стекающие по прессу и исчезающие в тонкой линии темных волосков, которые ведут в то место, о котором я очень стараюсь не думать. Его волосы такие влажные, что прилипают ко лбу, глаза затуманенные. Он выглядит расслабленным. На щеке образовался синяк, а губа немного припухла.
― Что смотришь?
Я быстро поднимаю взгляд, отведя на него. Знаю, что иначе он увидит теплый румянец на моих щеках. Я закусываю нижнюю губу и снова гляжу на него, не в силах удержаться. Он напряженно смотрит на меня. Димитрий ― такой большой, угрюмый самец, такой чертовски вкусный, что я на полном серьезе изо всех сил пытаюсь вспомнить, почему его ненавижу. Но я ведь… ненавижу его.
Я сглатываю и отворачиваюсь, сдвигаясь так, что почти ложусь, а затем бормочу:
― Не мог бы ты, пожалуйста, перестегнуть наручники ниже, мне не нравится, когда руки над головой, когда сплю.
Я слышу скрип пола, когда он идет, и жар кожи, когда он наклоняется прямо надо мной, едва не упираясь мне в лицо грудью. Капля воды падает и приземляется мне на нос. Мне приходится сдержать желание высунуть язык и слизнуть ее, когда она скатывается по моей коже. Димитрий отстегивает мою руку, опускает ее и снова надевает наручники. Кажется, он задерживается на мгновение, и только потом отодвигается назад и выпрямляется.
― Довольна теперь?
― Не совсем.
Он фыркает.
― Ты вообще закрываешь рот?
Я пожимаю плечами.
― На самом деле я обычно очень тихая, держу себя в руках, как только могу.
Он качает головой.
― Сомневаюсь.
Я снова пожимаю плечами.
― Но так и есть.
― Забавно, ― бормочет он, выходя из моего поля зрения и снимая полотенце. Я слышу, как оно приземляется на пол.
― У меня нет причин. Ты пытаешься забрать мою семью. Даже самым слабым из нас приходится сражаться. Пришло и мое время.
Он не отвечает мне, поэтому я поворачиваюсь к нему лицом и вижу его, стоящего одетым только в черные джинсы, которые еще не застегнуты. Он скрестил руки на груди, и его выражение лица, полагаю, означает глубокую задумчивость. Я жду, что он снова заспорит со мной, но он наклоняется, поднимает рубашку с пола и проходит мимо меня.
― Эй! ― кричу я, когда он подходит к двери. ― Что если мне нужно будет пописать?
Он постоял секунду, повернулся и взглянул на меня с несколько удивленным выражением.
― Тогда ты покричишь.
― Ты не серьезно.
― Абсолютно, ― говорит он и выходит за двери.
Отлично.