Где-то там гиппопотам

У мальчика перехватило дух, по маминым движениям он вдруг догадался: ей кто-то помогает. Но с другой стороны лестницы, там, где должен был быть этот таинственный помощник, никого вроде не было. Может быть, все же там кто-то был? Бену вдруг почудилась какая-то неясная фигура. Он мигнул. Если глядеть прямо на маму, то краем глаза видишь и чей-то еще нечеткий контур, но стоит повернуть голову в том направлении – все пропадает. Как же хочется снова поглядеть на незнакомца. Нет, не надо глядеть на него. Лучше нарочно отвести глаза, тогда увидишь. Как с объемной картинкой – смотришь вроде бы не туда, а картина проступает сама собой.

Это папа! Бен был слишком далеко, чтобы разглядеть черты лица, но он узнал его манеру двигаться, широкие плечи. Они с мамой работали невероятно слаженно. Наверняка им уже и раньше приходилось что-то делать вместе, может быть, дома – готовить ужин, мыть посуду. Это они, его родители, они вместе! Что же он видит – свои детские воспоминания? А может, мамины воспоминания? Какая разница!

Как же хочется броситься в воду и поплыть к ним. Но стоит ему мигнуть, и папа исчезнет. Лучше на него подольше полюбоваться. Лучше вовсе не мигать. Предрассветная свинцовая мгла сменилась серовато-жемчужной зарей, она растворяла образ отца, смывала его, словно водой. Не мигать уже не было никаких сил – в глазах стояли слезы. Бен мигнул, и ему показалось, что теперь на ступенях шесть разных фигур – и все чем-то похожи на отца. Не удержался, мигнул еще раз – и все пропало.

– Он никуда не делся, – сочувственно сказал гиппопотам. – Это к тебе вернулись забытые образы раннего детства, то, какими родители были тогда.

– Скоро ты еще больше узнаешь, – заботливо добавил сыч. – Мама теперь, наверно, расскажет тебе об отце все, что сможет.

– А Констанция – об остальных членах семьи, – кивнул гиппопотам. – Ей это будет в радость.

Флам от волнения не мог усидеть на месте. Бен улыбнулся, чтобы его успокоить. Зачем тревожиться, зачем чувствовать себя одиноким – Констанция уже поднимается по лестнице, протягивая руку маме. И мама улыбается в ответ.

Внезапно гиппопотам шлепнул хвостом по воде, предупреждая о реальной опасности.

– Вот и наша незваная гостья. Прячьтесь!

Флам, конечно, не подчинился – не в первый раз – и, неистово махая крыльями, вылетел в коридор. Жуткие звуки – клекот птицы, женский крик, плеск воды, ругань. Благодаря Фламу у Бена оказалось немножко времени, чтобы найти укромное местечко. Он метнулся к стене и спрятался за огромными листьями, густо покрытыми светящимися нитями плесени.

– Не высовывайся, – скомандовал гиппопотам. – Сиди тихо и молчи. Как я.

В этот самый момент во внутренний дворик ввалилась Тара Лед. Костюм вымазан зеленоватой жижей, волосы растрепались, выбились из-под заколки, свисают до бровей мокрыми прядями. Лицо красное, потное, очки погнулись, накрашенные глаза потекли, оставляя на лице бурые пятна. Взъерошенная, в полной ярости, с глазами навыкате, она явно забыла про Бена и только неистово щелкала камерой на телефоне.

Она снова и снова фотографировала комнату и еле слышно бормотала:

– Как это им удается? Понятия не имею. Тут какой-то трюк.

Гиппопотам не сводил с нее насмешливых карих глаз. Он был неподвижен, как статуя, но постепенно стал медленно-медленно открывать пасть в широченной зубастой гиппопотамьей улыбке.

Глава 41. Что гиппопотам ел на завтрак

Лучи солнца пробивались сквозь зеленую листву, гиппопотам теперь был виден во всей своей красе. Тара оглушительно завизжала и чуть не свалилась в воду.

Веселые солнечные зайчики танцевали под аккомпанемент ее визга. Они плясали на каждом зеленом листе, каждом папоротнике и лиане, и от их пляски туман исчезал, а вместе с ним исчезала и таинственная тропическая растительность. Золотистые блестки света проникали в каждый уголок. Яркий белый свет потоком лился сквозь высокие окна огромного пустого зала, похожего теперь на самолетный ангар. От тумана не осталось и следа.

В одну минуту стены зала сложились, словно подзорная труба, и внутренний дворик принял привычные размеры и очертания. Лестница на второй этаж теперь тоже была совсем близко, а значит, и мама. Бену ужасно хотелось кинуться прямо к ней, но между ними по-прежнему было полно воды. Грязной, мутной, глубокой воды. К тому же ни на лестнице, ни на галерее просто не было места.

На каждой ступеньке, уже безо всяких признаков жизни, тесно-тесно стояли экспонаты. Так и положено, если музей заливает водой, – сильные рабочие переносят все экспонаты в безопасное место и аккуратно расставляют на галерее.

Так-то оно так, только никаких рабочих видно не было. Не было и кораблика, он исчез. На нижней ступеньке лестницы в ярком свете утреннего солнца бок о бок стояли мама и Констанция Гарнер-Ги. Обе маленькие, крепко сбитые, невероятно родные. Бену захотелось обнять их обеих. Они же, наверно, ужасно устали. Но пока не получится – воды все равно полно, да и Тара Лед никуда не делась.