Где-то во Франции

Она не стала сразу же будить его, а на цыпочках пробралась в ванную, набрала полную ванну горячей воды, погрузилась в нее по шею и лежала так, пока вода не остыла, а кожа на пальцах не сморщилась и стала похожа на скорлупу грецкого ореха. Ей не хотелось сразу же надевать форму, поэтому она облачилась в ночную рубашку и тот самый халат, который надевала вчера вечером, после чего вернулась в спальню и откинула шторы с окон, впуская внутрь слабое зимнее солнце. Робби шевельнулся, вытянулся и почти мгновенно проснулся. У нее не возникло ни малейших сомнений в том, что такую способность он приобрел в полевом лазарете.

– Доброе утро, Лилли. Ты давно проснулась?

– Около часа. Приняла горячую – просто с кипятком – ванну. Теперь нам надо заказать завтрак, а потом мне нужно в путь.

– Я тебя провожу на вокзал.

– Я рада. Так позвонить в сервис? Ты чего хочешь?

– Кофе. Даже в голову не приходит – чего бы еще.

Кофе – огромные чашки café au lait[24]

, – а вместе с ним корзиночку круассанов и pains aux amandes[25] им принесли через несколько минут. А потом, когда подошло время, Лилли удалилась в свою спальню, чтобы одеться и собрать вещи. Еще день назад форма была для нее второй кожей, а сегодня тяжело лежала на ее плечах, грубая шерсть и неприглядный покрой превратились в гнетущее бремя. Но теперь форма стала хотя бы чистой.

Когда она вернулась в гостиную, Робби уже оделся и, как всегда, выглядел невероятно красивым в своей форме и шинели.

– Ты не хочешь, чтобы я вернулся с тобой? – спросил он. – Если кто-то обратит на это внимание, я просто скажу, что встретил тебя в поезде, и это не будет такой уж откровенной ложью.

– Нет, – возразила она. – Ты заслужил каждую минуту своего отпуска. Я хочу, чтобы ты остался и насладился всем самым лучшим, что может дать «Ритц». И сегодня ты должен лечь рано, чтобы выспаться. Обещаешь?

– Обещаю. Мне будет не хватать тебя.

– А мне тебя. Так идем?

Они не стали вызывать такси, а пошли тем путем, которым пришла вчера Лилли. Они шли под руку, почти молча, готовя себя к минуте расставания. Улицы были тихи и пустынны, но даже если бы по ним шли толпы народа, она их не заметила бы. Она видела только его.

Она купила билет, спросила, с какой платформы отойдет поезд. Они теперь даже не пытались соблюдать правила приличия. Робби обнял ее за плечи, наклонил голову, чтобы поцеловать в макушку. Раздался свисток, на платформу вышел строй солдат, пришло время отправления.

Лилли подняла лицо к его лицу, закрыла глаза, когда почувствовала его руки, гладившие ее волосы, прикосновение его губ. Она обхватила его руками, страстно обняла, потом подняла свой саквояж и сделала шаг назад.

– До завтра.

– Да. Лилли, я…

– Нет времени. Мы поговорим, когда ты вернешься. Найдем способ.

Дорога заняла почти десять часов, потому что она опоздала на первую пересадку в Амьене, а потом ей пришлось ждать в Сент-Омере, пока ремонтировали подвергшийся артобстрелу участок дороги. Констанс и остальные уже лежали в кроватях, когда она вернулась, но стоило ей приоткрыть входной клапан, как зажегся фонарь, на плиту поставили чайник, и подруги приступили к допросу.

– Где ты остановилась? – спросила Констанс.

– В отеле недалеко от вокзала. – Она не то чтобы соврала: «Ритц» был отелем и находился неподалеку от Гар-дю-Нор.

– И что случилось, когда он тебя увидел? Что он сказал?

– Мое появление не доставило ему удовольствия, совсем не доставило. Но когда я рассказала, что случилось с Эдвардом, он стал вести себя вполне по-человечески. Очень вежливо.

– И ты рассказала ему и ушла? – не отставала от нее Констанс.

– Не совсем. Я ему рассказала, мы долго разговаривали и согласились – я думаю, он согласился, – что не должны враждовать. Потом пошли пообедать.

– Мне нравится твой рассказ! – сказала Бриджет.

Лилли не отваживалась посмотреть на нее, потому что правдивый рассказ о том, что случилось после обеда, явно был написан на ее лице. Поэтому она расстегнула форменный китель, аккуратно положила его на край кровати.

– Мы главным образом говорили об Эдварде. А в остальном в общем-то и рассказывать нечего.

Она с трудом подавила зевок.

– Вы не возражаете, если мы договорим завтра? Дорога назад заняла столько времени…

– Конечно, – мягко ответила Констанс. – К тому же сержант Барнс сказал, что следующие несколько дней будут тяжелыми. Он это по своим костям чувствует, как старуха с ревматизмом. Так что лучше нам выспаться, пока есть возможность.

Они проснулись меньше чем через пять часов. Их поднял звук артиллерийской стрельбы – не далекий ритмичный рев, давно ставший знакомым, но совершенно нестройный грохот, который был лишь немногим более пугающим, чем зловещая тишина, с которой он перемежался.