Пустые надежды.
Он сел, порылся в своей тумбочке в поисках чистой одежды. Оделся. Зашнуровал ботинки, застегнул краги, встал. Попытался прогнать из головы воспоминания о кошмаре.
И пошел работать.
– 31 –
Дни шли, и этот был не из худших. Погода стояла отличная, в такой яркий, ясный день трудно было поверить, что октябрь вскоре сменится ноябрем. Потери на фронте были легкими, и Лилли с Констанс даже смогли себе позволить долгий перерыв за обедом, а на перевязочный пункт приехать ближе к вечеру, чтобы забрать тех, кого сержант Барнс называл «мои беспризорники и заблудшие».
Трое солдат в кузове пребывали в хорошем настроении. Легкие ранения с последующей отправкой в тыл оказывали на людей такое воздействие. Кто не обрадовался бы, узнав, что ему предстоит неделю-две поваляться в кровати тылового госпиталя?
– Спойте-ка нам, а?
Эти призывы из кузова вернули Лилли с небес на землю. Она посмотрела на Констанс, сидевшую за рулем.
– Может, что-нибудь из Гилберта и Салливана? – предложила Лилли.
– Мы бы могли, но я думаю, они бы предпочли ту песенку, которую поют все американцы. Как там поется?
– Стихи просто нелепые.
– Перестань критиковать и пой.
В этот момент они проехали гребень холма. Они увидели перья черного дыма, поднимавшиеся к небу с того места, где находился полевой лазарет. Это был не пожар, потому что дым поднимался по меньшей мере из трех точек. Значит, последствия артобстрела. Робби предупреждал, что рано или поздно это случится.
Констанс остановила машину на границе лагеря, подбежала к задней части кузова и вернулась через несколько секунд.
– Я им сказала, что лазарет обстреляли, и велела оставаться на месте. Как только мы узнаем, что там случилось, мы вернемся и заберем их.
Они бок о бок пошли к приемной палатке, а вернее сказать, к тому, что от нее осталось. Она обрушилась, превратилась в груду полотна, веревок и неровных, все еще дымившихся досок.
– Но мы были здесь всего час назад, – сказала Лилли. Ее вдруг охватила паника – не случилось ли чего с Робби? Где он?
– Обстрел начался сразу, как вы уехали.
Они повернулись и увидели рядового Джиллспая, его руки были наскоро забинтованы, лицо почернело от сажи и крови.
– В приемной палатке был кто-нибудь? – спросила Лилли.
– Последняя партия раненых, которых привезли сегодня утром, – подтвердил он. – Большинство санитаров. Две сестры. Никого из докторов. – Сказав это, он посмотрел прямо в глаза Лилли.
– Что с ними случилось? – спросила Констанс.
– Слава богу, никого не убило. Снаряд упал за пределами палатки. Но кое-кого сильно ранило.
– А остальные? – спросила Лилли. – Есть еще какие-нибудь потери?
– Моего гаража больше нет. Угол госпитальной палатки обрушился, когда неподалеку упал снаряд. А еще один не взорвался. Видите там – за дальней стороной приемной палатки? Вы туда ни в коем случае не ходите. Ждем артиллеристов, чтобы его разрядили. Ну, это если они приедут, конечно.
– У нас раненые в машине, – сказала Лилли. – Что с ними делать?
– Везите в столовую. Старшая медсестра там обосновалась. Вам помощь нужна?
Лилли покачала головой.
– Нет. Возвращайтесь к своим делам. А вы… Как вы вообще?
Улыбка мелькнула на его лице, на фоне сажи, покрывавшей его лицо, мелькнули белые зубы.
– Не помру. Стоял рядом с госпитальной палаткой, когда снаряд прилетел. По перепонкам мне шибануло и на землю бросило, но ничего страшного.
– Дайте нам знать, может быть, чем-то…
– Вы старшей медсестре нужны. Идите к ней.
Перевести солдат из машины в палатку оказалось делом нелегким. Один из них мог ходить, два других смогли перебраться в относительную безопасность временной палатки только с помощью костылей и посторонней поддержки.
У входа как попало стояли столы, свидетельство спешки, с которой палатку подготовили к ее новой роли. Внутри, однако, чувствовалась собранность.
Скамьи, на которых обычно сидели за едой, были переставлены к стенкам, и теперь на них сидели раненые. Оставшееся пространство заполняли ряды носилок. Некоторые из раненых, похоже, были переведены сюда из госпитальной палатки, остальных привезли недавно. Старшая медсестра мгновенно увидела их и без всяких прелюдий вручила Лилли и Констанс по ножницам и направила к рядам носилок.
– Эти раненые ждут своей очереди на операцию. Мне нужно, чтобы вы сняли с них одежду. Всю-всю, – сказала она. – Сейчас не время для жеманства. Там на столе простыни и одеяла, чтобы их укрыть. Руки у вас должны быть чисто вымыты.
Выслушав это напутствие, Лилли и Констанс приступили к работе. Через несколько минут их руки болели от напряжения – резать ножницами шерстяную материю, пропитанную потом, грязью и кровью, было все равно что кольчугу.
Пока Лилли разрезала материю по наружному шву левого рукава на раненом, Констанс распорола правый рукав. Наконец они дошли до плеч. Что теперь?