Где-то во Франции

– Он это делал постоянно. И меня больше всего бесило, что он всегда легко сдавал экзамены, хотя я почти не видел, чтобы он читал книги или посещал лекции. Изо всех сил старался не завидовать ему, но иногда это было затруднительно. А мне нужно было работать и работать, чтобы только голову держать над водой…

– А он плыл по жизни. Я знаю. – Она нахмурилась и отвернулась. – Он вам когда-нибудь говорил о своих проблемах?

– Да, говорил. Но не тогда. Позже, в одном из прошлогодних писем ко мне. Он написал мне о негласном договоре с вашими родителями. Похоже, он собирался его порвать, но я за него беспокоился. Елена казалась мне очень приятной девушкой, но он ее едва знал.

– Он и сейчас ее не знает. И, может быть, никогда…

– Не говорите так, Лилли. Вы согласились надеяться, пока не останется никакой надежды. И я буду держаться за надежду. По крайней мере сегодня.

Они дошли до конца рю де-Риволи. Кроме мигающего газового фонаря, другого света здесь не было, потому что в домах, мимо которых они проходили, большинство окон были темны, и сад Тюильри на юге был погружен в темноту.

С уходом солнца стала падать температура. Робби поймал себя на том, что жаждет праздничного тепла ресторана и восстановительной силы еды и вина. Лилли, казалось, не мерзла в своей шинели, но ее перчатки были тонкими, а шея – обнаженной.

– Ну, так мы уже остановимся где-нибудь? – спросил он.

– Да, пожалуйста. Я умираю с голоду.

Они повернули на юг, на рю де-л’Эшелль, потом назад к отелю, но другим путем – по рю Сент-Оноре. Но с гастрономической точки зрения эта улица оказалась совершенно бесполезной, хотя вид у нее и был довольно приятный.

А потом они почуяли безошибочно узнаваемый аромат лука и жареной курицы. Они пошли на запах, свернули на рю де-ла-Сурдьер и обнаружили там крошечный ресторан. Вывеска была такой неприметной, а свет из фойе таким тусклым, что они наверняка прошли бы мимо него, если бы не аппетитный запах.

Робби открыл перед Лилли дверь, прошел следом за ней внутрь. Интерьер здесь был точно таким, как нужно. Зал, длинный и узкий, ярко освещали канделябры из полированной меди на стенах. По всей длине одной из стен тянулись банкетки, обтянутые съемной кожей, на стенах вместо картин висели зеркала в позолоченных рамах. Он насчитал двенадцать столиков – не больше, за всеми, кроме одного, сидели клиенты. «Хороший знак», – подумал он.

К ним поспешил единственный официант с приветливой улыбкой на лице.

– Bonsoir, monsieur, dame. Bienvenue à Chez Arnaud[18].

– Спасибо, – ответил Робби. – Вы можете нас покормить?

– Конечно. Что угодно для наших уважаемых союзников.

Он усадил их за пустой столик, примеченный Робби, взял их шинели и пообещал спустя минуту вернуться с вином.

– Приношу свои извинения, но хлеба у нас сегодня нет. Из-за нового контроля, как вы понимаете.

– Нормирование? – спросила Лилли.

– Да, мадам. Если у вас есть карточки, то я могу предложить вам хлеб, но если нет…

– К сожалению, нет. Мы оба служим на фронте в одном из полевых госпиталей, – сказала она. Ее признание произвело на официанта необыкновенное воздействие.

– Vous êtes une Tommette? Vous travaillez à l’un des hôpitaux pour les soldats blessés? Veuillez attendre un moment[19].

Он поспешил на кухню, оставив Робби в недоумении – что такого могла сказать ему Лилли?

Она ответила, прежде чем он успел спросить.

– Он назвал меня «томметт». Так по-французски называют тех, кто служит в ЖВК, и, я думаю, всех других британских женщин в форме. Он просил нас подождать…

В этот момент из кухни появился официант, а за ним шел человек в длинном белом переднике и колпаке шеф-повара.

– Мсье Жером хочет поблагодарить вас за вашу службу во благо Франции. Он предложил приготовить для вас все, что вы пожелаете, при условии, конечно, что у нас есть продукты, необходимые для этого блюда.

Рот официанта растянулся в улыбке от уха до уха; иностранные солдаты явно редко заходили в этот ресторанчик.

Обязанность ответить Лилли взяла на себя.

– Je vous remercie sincèrement, Monsieur Jérôme. Il y a bien longtemps que nous travaillons très proche au front occidental, et nous n’avons que ce soir à Paris. Je suis certaine que tous vos plats sont délicieux. Je l’aimerais bien si vous nous surpreniez ce soir[20]

.

Шеф, явно удивленный французским Лилли, взял ее руку, наклонился и поцеловал, после чего поспешил на кухню.

– Вы не могли бы мне объяснить, что тут происходит? – спросил Робби.

– Я сказала им, что мы оба давно служим близ линии фронта, и в Париже всего на один вечер, и мы будем благодарны ему за любое блюдо, какое он нам приготовит. Я попросила его удивить нас.

– А если он нам принесет что-нибудь экзотическое?

– Например? Улитки и лягушачьи лапки? Сомневаюсь. Готова поспорить, это будет курица. И скорее всего, довольно пожилая.

Он не мог сдержать смеха.

– Вы понимаете, как сильно вы изменились? Из девочки, которая собственной тени боялась, вы стали…

– Кем, Робби?