Где ты встречаешь рассветы?

Мы вчетвером – я, Александр, Игорь и Антонина – сидели за столиком кафе, расположенного неподалёку от больницы. Беляев нервно курил, окутывая пространство вокруг сизым дымом, и никому из нас даже в голову не приходило его за это укорять.

– Мы с Сашкой, кажется впервые за много лет, крупно поругались. Теперь уже не важно, из-за чего, но в тот день нам казалось, что всё, это наша последняя совместная поездка и вообще последняя встреча. Мы с ним и бывшими одноклассниками устроили пикник на природе – по случаю моего приезда, вот там всё и произошло. Наша ссора, я имею в виду. До сих пор стоит перед глазами…

Он глубоко затянулся. Мы ждали продолжения, затаив дыхание.

– Нет, рукоприкладство – это ерунда по сравнению со всем тем, что мы наговорили друг другу в порыве злости. Ох и несло нас тогда! Всё высказали – и то, что было, и то, чего никогда не было и быть не могло. Все тридцать лет нашей дружбы вспомнили, все обиды – мелочные, пустяшные, но на тот момент раздутые до вселенских размеров. Ребята, бедные, даже подходить к нам боялись, со стороны наблюдали за вспышкой страстей – мы же с Саней неразлучные были, как сиамские близнецы, а тут вдруг такое… В общем, потоптались мы с ним, побуцкали друг друга и в таком состоянии в машину загрузились – дождь как раз в это время начал накрапывать, да и настроения больше ни у кого не было оставаться. И так получилось, что в машине мы с ним опять вместе оказались. Я, Сашка за рулём и ещё одна наша девочка, Галка Кукушкина. Галку, как я потом понял, ребята специально с нами посадили, вместо громоотвода. Поехали, в общем…

Он стряхнул пепел в изогнутую кленовым листом фарфоровую пепельницу и дальше продолжал.

– Настроение было отвратное. Я в окно смотрел, не поворачивая головы, Санька мрачно на дорогу уставился, а Галка жужжала, как пчела, не закрывая рта… – Он помолчал несколько секунд, а потом заговорил быстрее, будто торопясь выплеснуть из себя поскорее то, что хранил все эти годы. – Когда на нас грузовик налетел, я даже толком ничего не успел понять. Голову не успел повернуть, только услышал захлебывающийся Галкин крик, потом Сашкино чертыханье, страшный визг тормозов, и тут что-то чёрное и тяжёлое вдруг закрыло от меня белый свет. Очнулся я спустя несколько минут, хотя мне показалось, что прошла вечность. Слышу – рядом со мной стонет кто-то. Открыл глаза – Галкина голова мне в левое плечо уткнулась, а сам я оказался вжатым между передним и задним сиденьями. Стон прекратился – это Галка, оказывается, стонала, – и начались у неё какие-то судороги, а я испугался, что всё, случилось самое плохое. Завозился, задёргался, пытаясь освободиться, а она вдруг голову поднимает, и я вижу, что она смеётся. Знаете, нервный такой смех, от которого мне ещё страшнее стало. «Мне сегодня предложение сделали!», – сообщила она мне, не переставая истерично всхлипывать. – «Представляешь, в день помолвки концы отдать, умереть не встать!» «Дура!», – выругался я и ещё одно словцо добавил, покрепче. – «Я-то подумал, всё, каюк тебе!» И тут мы с ней, как по команде, вперёд посмотрели, в сторону нашего водителя. А Саньки-то там и не оказалось!

– Как не оказалось?! – я впервые нарушила молчание.

– Очень просто. Водительское кресло было пустым. Хотя его уже и креслом в тот момент трудно было назвать – приборная панель вплотную с кожаным сиденьем сошлась, как в последнем поцелуе. Если бы Санёк там сидел, то… В общем, ему повезло, что во время удара его из машины выкинуло… Повезло, да…

Беляев помолчал несколько минут, в течение которых мы старались его не тревожить, потом продолжил.

– Это я во всём виноват… Если бы не ссора та дурацкая, ничего бы не случилось. Сашка же водил, как бог! Увернуться от грузовика, пусть даже потерявшего управление, для него – плёвое дело! Но из-за меня и моих глупых слов он сам тогда… потерял управление… – Беляев судорожно вздохнул и закашлялся едким дымом. Алекс успокаивающе похлопал его по спине. – Ирония судьбы – оба виновника, я и водитель грузовика, отделались лёгким испугом, Галке раздробило коленный сустав, она потом год по больницам моталась, а Сашке… Сашке больше всех не повезло. Он несколько дней из комы не выходил, а когда вышел, стал нести такую чепуху, что… мы ещё больше за него испугались.

– Так вы из-за него Москву бросили? – у меня стали сходиться пазлы в цельную картинку.

– Вы просто не понимаете, Василиса, – он посмотрел на меня взглядом больной собаки. – Ближе Сашки у меня никого нет. Мать я не считаю, конечно, мать – это святое. А Сашка… С ним надо было возиться первое время, а кто бы это делал, его отец? Иваныч – слабый человек, ему самому нянька нужна. В общем, я вернулся в Арбузов, быстро устроился в больницу – всё-таки московская корочка что-то да значит! – и время от времени Сашку сюда пристраивал, несколько раз в год. И знаете, лечение помогать стало. Он после аварии головными болями мучился, так теперь тьфу-тьфу, и функции мозга постепенно восстанавливаются. Только эта его навязчивая идея по-прежнему покоя не даёт ни ему, ни нам…

– Вы сейчас говорите… обо мне?