Где ваш дом, дети?..

Выявив симптомы болезни, я помчался звонить в больницу, вызывать машину.

— Машины в разъезде! — сказала по телефону старшая сестра. — На одной главный врач уехал в город, а другая увезла больного в райцентр!..

Что делать? Ждать, пока вернутся машины? Такой диагноз промедления не терпит.

Побежал к учителю труда.

— Помогите, пожалуйста! В спальной мальчик тяжелобольной. Давайте на руках его отнесем в больницу!

Учитель сразу согласился. Я помог Сереже одеться. Потихоньку мы вывели его на улицу и усадили на наши сцепленные руки. Прошли совсем немного. И вдруг я увидел, как заворачивает за угол мужчина с пустыми санками.

— Постойте секунду! — попросил я учителя. — Попробую достать санки!..

Побежал. Запыхался, пока догнал прохожего.

— Извините, пожалуйста! У нас больной ребенок! Не поможете довезти его до больницы?..

— Ну конечно, конечно…

Мужчина пошел со мной.

Я усадил Сережу на санки, поблагодарил учителя за помощь, и мы вдвоем с прохожим потянули санки к больнице.

В детском отделении переполох. Заведующая заявила:

— Я такого тяжелого ни за что тут не оставлю! Отправлю дальше!..

Напомнил ей про инъекцию антибиотика, которую необходимо было сделать сразу же, до отправки.

— Конечно, конечно!.. — раздраженно откликнулась заведующая.

Договорившись позвонить на следующий день, я простился с Сережей. «Поправляйся. Все будет хорошо…»

Петька прибежал с улыбкой до ушей. В глазах чертики. Большая радость у человека.

— Меня переводят в другой детдом!..

— Тебе хочется уезжать отсюда? — спросил я.

— Хочется!.. Вдруг там друзей будет больше!..

— А здешние друзья? Ваня?

— Писать письма будем. Никогда писем не получал!

— Что же тебе подарить на память?

— Книжку про зверей… С картинками…

Я угостил Петьку витаминами, и он умчался. На другой день он получил от меня книжку.

Ждал, что подойдут ко мне за медицинскими бумагами мальчика. Но обошлись и без меня — из шкафа папку с его историей развития забрали, и все… Будто и не было Петьки…

Зимой темнеет рано. Иду мимо пустого учебного корпуса, угадывая тропинку. Тороплюсь к маме: сегодня надо пол помыть, пропылесосить.

И вдруг звон стекла… И от стены сквозь кусты прямо на меня несется чья-то фигура. Я ловлю нарушителя. Он барахтается. При свете звезд и огней спального корпуса узнаю Ваню-«артиста».

Он, видимо, тоже меня узнает. Затих.

— Ты чего? Зачем стекло разбил? — спрашиваю.

— А они чего?..

Ваня стряхивает с плеч мои руки, отступает на шаг, замирает. Вид у него недобрый.

— Кто они?

— Они!.. Петьку услали!.. Гады!..

Вижу: его трясет. Он сейчас или на меня с кулаками может броситься, или разрыдается…

— Напиши ему… Он будет рад…

Жду какой-нибудь резкости, колких слов.

— Ничего вы не понимаете…

В голосе Вани отчаяние. Зябкая волна заставляет меня передернуться. Ваня, отвернувшись, медленно уходит. К спальному корпусу, огням, голосам…

Хочу рвануться за ним, поговорить неторопливо. Но мама ждет. Потом… Знать бы, что никакого «потом» не будет. Что ни разу больше не пробьюсь через замкнутость этого мальчика…

Раз в неделю, перед баней, каждый отряд является на осмотр в медкабинет. Воспитатели вечно торопятся, редко дожидаются своих до последнего. Перекинутся со мной двумя-тремя фразами, и нет их.

Только Зинаида Никитична задерживается. И всякий раз пытается начать серьезный разговор. И я всякий раз внимательно слушаю.

А сегодня она вдруг решила объясниться:

— Вы уж извините, Сергей Иванович… Как-то так вышло… Поговорить-то не с кем… Только вот с вами…

Она смотрит на меня с напряжением, с опаской. Словно боится, что прерву. Убедившись в моем терпении и внимании, продолжает:

— Вы уже почувствовали, я из простых. Мать и отец — крестьяне. Педагогики той, которую когда-то учила и зачеты сдавала, не помню. Какая в моем возрасте педагогическая теория… Лишь бы день прошел… Но мысли, конечно, копятся. Не запретишь им там шевелиться… Тем более теперь, когда такое в стране оживление…

Она машинальным жестом поправляет свои золоченые очки, свои седые волосы. И я думаю, что облик ее — в противоречии с ее словами. Выглядит она интеллигентной и не «простой»…

— Воспрянула я на старости лет, Сергей Иванович… И некому высказать себя. С мужем разошлась. У дочки свои интересы. А тут, в детдоме… Директорские девчонки не станут слушать — от гордыни пропадают. Сверстники мои — «старички» — в текучке по уши, на раздумья не хотят отвлекаться. Вроде бы все разрешено, все можно обдумать и выговорить. Распирает меня эта свобода. Вы терпеливый, вам и слушать меня, пока не надоем…

Она улыбается, воплощенная доброта и доверчивость. Она чувствует, что симпатична мне…

Ежедневно появляется первоклассница, тощенькая, жалкая, с застывшим на лице испугом, и жалуется, что у нее живот болит. Показал ее хирургу, обследовал — обнаружили глисты. Лечил ее, но она все ходит и ходит. Ее визиты превратились в обязательный ежедневный ритуал.

— Ну что, голубонька, все то же?..