Где живет моя любовь

Сердце у меня все еще было не на месте, однако я отлично знал: если я сейчас что-нибудь скажу, беды не миновать, поэтому я стал повторять про себя таблицу умножения. Когда же мне это надоело, я попытался найти самое большое простое число, какое только мог себе представить.

Наконец Мэгги пошевелилась и сказала тихо:

– Знаешь, мне совсем не хочется ехать завтра к доктору Палмеру.

Фрэнк предупреждал меня, что без гормонов настроение у Мэгги будет подавленным и что она, скорее всего, не захочет ехать к нему на прием.

– Не хочешь – не надо, – ответил я, решив, что поговорить об этом можно и завтра, когда она более или менее справится с тем, что ее тревожило.

Прошло еще несколько минут, и Мэгги похлопала меня по плечу. Я как раз начал засыпать.

– Да, милая… что?.. – проговорил я, с трудом сдерживая вполне понятное раздражение.

Блу Второй, уловив перемены в моем тоне, спрятал нос в складках одеяла.

Мэгги положила мне голову на плечо и прижала ладонь к моей груди – там, где сердце. Блу перебрался через мою ногу и устроился на одеяле в уютной впадине между нашими телами.

– Я не хочу ехать к врачу, потому что это больше не нужно.

Доктор Палмер предсказывал и это. Мэгги будет утверждать, говорил он, что ей не нужна никакая гормональная терапия и что я непременно должен убедить ее в обратном, хотя это будет нелегко.

– Фрэнк говорил, что гормоны могут помочь, – сказал я.

Мэгги нетерпеливо похлопала меня по груди.

– Ты не понял!..

Возможно, я действительно чего-то не понял, зато рассердился еще больше. Сев на кровати, я повернулся к ней.

– Ты права, я действительно не понимаю. Почему бы тебе не объяснить?..

Мэгги толкнула меня обратно на подушку, закинула правую ногу поверх меня, обняла поперек груди и прижала к простыням. Голову она слегка приподняла, на лицо ей упал лунный свет, и я увидел блестящие слезы в ее глазах и улыбку.

– Мне не нужно к доктору, потому что мое тело само справилось!

Я прищурился, пытаясь понять, что́ она имеет в виду.

Мэгги подтянула одеяло повыше, закрыла глаза и, вновь зарывшись головой в подушку, проговорила:

– Не переживай. Через неделю мы снова пойдем купаться на реку.

Блу Второй перевернулся на спину, задрав вверх все четыре лапы. Судя по всему, он спал крепким и счастливым сном и видел самые прекрасные собачьи сны.

Лежа на старом комковатом матрасе в крошечной комнатке над старым амбаром, я думал о темном и прекрасном звездном небе с горящей на нем полосой Млечного Пути – о том волшебном одеяле, которым Бог укрывал нас каждую ночь. Теперь я больше не видел обтрепавшихся краев и разошедшихся швов – прорехи были аккуратно зашиты, края – подрублены. Крошечные стежки́, похожие на тонкие линии проселков на карте, еще виднелись, но скоро исчезнут и они, и останется только сверкающая звездная дорога, которая ведет в бесконечность. Что делает разбитое целым? Что изгоняет боль, которая навеки поселилась в душе?

Я смотрел на свою жену. Ее дыхание было свободным и легким, отросшие волосы разметались по подушке, ногти слегка царапали мою грудь. На мгновение мне представилась такая картина: вот мы, две надбитые, треснувшие чашки, протекающие, как решето. И все же мы еще способны удерживать в себе воду. Мы все еще способны смеяться. Способны надеяться. Способны плакать. Мечтать. Прыгать «ласточкой» с крутого речного берега прямо в лунный свет и нырять в таинственную, мягкую воду, которая встретит нас, омоет и снова сделает целыми.

Исцелит.

Я обнял Мэгги, прижал к себе и почувствовал, как мерно и сильно бьется ее сердце. Это был мой военный барабан, который раз за разом поднимал меня в атаку. Это были куранты, отбивавшие ритм моей – нет, нашей жизни. Этот стук проникал в меня, отдавался во всем теле и стихал, только добравшись до глубин моей души – до места, где я жил по-настоящему. Что это за место, я объяснить не могу. Там я – это я, а мы – мы… Именно там я чувствую наслаждение и боль, ярость и отчаяние, там я мечтаю и черпаю мужество, чтобы начать все сначала. И иначе не может быть, потому что именно там живет моя любовь.

Чувствуя, как меня переполняют облегчение и страх, волнение и радость, я закутал нас обоих одеялом и нашел руку Мэгги, а она обвила ногой мою ногу – совсем как глициния обвивает подпорку, карабкаясь к небу и солнцу. Так мы лежали, пока наконец не уснули, впервые за много, много месяцев не испытывая ни тревоги, ни беспокойства, а одну только надежду.

Благодарности

Было лето 2000 года.

Я сидел в своем рабочем кабинете, разбирал счета и только головой качал при виде проставленных в них сумм. Все было кончено. Мои мечты растаяли как дым.

Дверь в кабинет я предусмотрительно закрыл – мне не хотелось, чтобы Кристи видела, как я сижу за столом, обхватив голову руками. Что ж, быть может, мне и в самом деле не нужно было и браться за эту работу.

В картотечном шкафу рядом со мной стояла папка, где я хранил письма с отказами. К настоящему моменту их набралось уже 85 штук.