Гея (1988)

— Наш плот! — проворчал Уилл. — Брамулья связался с президиумом МГП, международные бухгалтеры уже списывают наш плот к чертовой матери.

Али-Овсад, стоявший рядом, потянул из рук Кравцова бинокль, посмотрел, поцокал языком:

— Сколько жил — никогда такое не видел. Ты сказал — резать? Нельзя резать. Упадет — плот поломает. Билирсен?

Кравцов кивнул.

— Кусочек отрезать, посмотреть, какой материал, — это можно, — продолжал Али-Овсад.

Брамулья, сопровождаемый Штаммом, вышел из радиорубки. Вокруг них сразу сомкнулось кольцо монтажников, посыпались встревоженные вопросы.

— Сеньоры! — отбивался Брамулья. — Сеньоры, тихо! К нам идет японское быстроходное судно. Пожалуйста, не кричите мне в уши! Да, да, японское судно, у него такое название, что и не выговоришь…

— «Фукуока-мару», — вставил Штамм. Он стоял рядом с чилийцем, вытирал платком лицо и шею. Пиджак он позволил себе расстегнуть лишь на одну пуговицу, хотя жара на плоту была ужасная.

— Вечером эта «Фуку»… это судно будет здесь. Прошу вас, соблюдайте, сеньоры, спокойствие!

Кравцов протолкался к Брамулье.

— Надо вырезать из столба образец, господин Брамулья, — сказал он.

Чилиец повернул к нему рыхлое лицо, глаза у него были как две черные сливы.

— Чем? — выкрикнул он. — Чем, я спрашиваю, вы будете резать? Если плазменный резак не берет даже трубы…

— ФКН возьмет, — сказал Кравцов. — Я готов немедленно приступить…

— Он готов приступить! Вы слышали, Штамм? Он готов полезть в это дьявольское пекло! Я не разрешаю приближаться к столбу!

— Господин Кравцов, — ровным голосом сказал Штамм, — пока не будет выяснена природа явления, мы не имеем права рисковать…

— Но для выяснения природы явления надо хотя бы иметь образец вещества, не так ли?

Зной становился нестерпимым, палуба вибрировала под ногами, у Брамульи дрожал тройной подбородок. Монтажники из всех четырех бригад жались к бортовому ограждению, не слышно было обычных шуток и смеха, многие прислушивались к разговору геологов и инженеров.

— У меня раскалывается голова! Я не могу держать людей здесь, на плоту. Я не знаю, что будет дальше! — Брамулья говорил беспрерывно, так ему было легче. — Мадонна, почему должно было все свалиться на голову Мигеля Брамульи?

— Он свалится, — резко сказал Кравцов. — Он обязательно свалится на вашу голову, если вы будете причитать вместо того, чтобы действовать.

— Что вы от меня хотите? — закричал Брамулья.

— У нас есть жаростойкие костюмы. Разрешите мне…

— Не разрешаю!

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга.

Тут подошел долговязый Джим Паркинсон, голый по пояс. Он притронулся кончиком пальца к целлулоидному козырьку.

— Сэр, — сказал он Кравцову, — я хотел, чтобы вы знали. Если вам разрешат резать эту чертову свечку, то я к вашим услугам.

Рослый румын выдвинулся из-за плеча Джима, гулко кашлянул и сказал на ломаном русском, что и он готов, и его ребята тоже.

— Они все посходили с ума! — вскричал Брамулья. — Штамм, что вы скажете им в ответ?

— Я скажу, что элементарные правила безопасности требуют соблюдать крайнюю осторожность. — Штамм отстегнул еще одну пуговицу.

— А вы, Макферсон? Почему вы молчите, ради всех святых?

— Можно попробовать, — сказал Уилл, глядя в сторону. — Может быть, удастся отхватить кусочек для анализа.

— А кто будет отвечать, если…

— Насколько я понимаю, вы их не посылаете, Брамулья. Они вызвались добровольно.

И Брамулья сдался.

— Попробуйте, сеньор Кравцов, — сказал он, страдальчески вздернув брови. — Попробуйте. Только, умоляю вас, будьте осторожны.

— Я буду крайне осторожен. — Кравцов, повеселев, зашагал к складу.

За ним увязался Али-Овсад. Он смотрел, как Кравцов расшвыривает на стеллажах склада спецодежду и инструмент, и говорил нараспев:

— Ай, балам[21], я с тобой пойду. Ты еще молодо-ой. Мама-папа здесь не-ет. Профсоюз здесь не-ет. Кроме Али-Овсад, за тобой смотреть — не-ет…

Пятеро в жароупорных скафандрах медленно шли к середине плота. Они толкали перед собой тележку с фотоквантовой установкой, тележка мирно катилась по рельсам. Кравцов сквозь стекло герметичного шлема в упор смотрел на приближающийся столб.

«Пускай у него температура триста градусов, — размышлял он. — Ну, пятьсот. Больше вряд ли, его здорово охлаждает толща воды, сквозь которую он прет… Конечно, фотоквантовый луч должен взять».

Стальные листы палубы корежились, дрожали под ногами. Кравцов жестом велел товарищам остановиться. Завороженно они смотрели на бегущую тускло-черную поверхность. Столб то суживался, и тогда вокруг него образовывался промежуток, куда свободно мог провалиться человек, то вдруг разбухал, подхватывал рваные края настила и, скрежеща, отгибал их кверху.

— Устанавливайте, — сказал Кравцов, и ларингофон, прижатый к горлу, донес его голос в шлемофоны товарищей.

Чулков, Джим Паркинсон и рослый румын по имени Георги сняли с тележки моток проводов, размотали водяные шланги охлаждения и подвели их к палубному стояку. Затем они осторожно приблизились к столбу, закрепили направляющую штангу на треноге и подключили провода.

Кравцов встал у пульта рубинового концентратора.

— Внимание, включаю!