Гендерное общество

доказывают, что женщины, окончившие колледжи, становятся здоровыми и счастливыми

женами и матерями, как будто они никогда не решали математических задач и не переводили

Аристотеля»6.

Официальный курс на совместное обучение не останавливал его противников среди мужчин.

В 1900 г. университет Рочестера пообещал открыть двери женщинам, если они соберут

достаточно денег на строительство новых общежитий и оборудования. Когда они собрали

средства — а Сьюзен Б. Энтони продала свой страховой полис, чтобы внести недостающую

сумму, — и попытались войти в аудитории, студенты-мужчины стучали ногами об пол,

держали двери аудиторий, высмеивали женщин, появлявшихся на территории кампуса. В

ответ администрация физически изолировала женщин, поместив их в отдельный, явно

уступавший остальным колледж. Университетская аудитория, куда женщины изо всех сил

стремились попасть, не могла удовлетворить их интеллектуальные запросы, поскольку

хранила принятое в обществе повиновение тендерному различию. Женщин снова заперли в

гендеризованной учебной аудитории.

Гендеризованная классная комната

Официальный процесс гендеризации начинается в тот момент, когда мы входим в

образовательное учреждение, и затем длится все время, пока мы получаем образование. В

детских садах мы видим кубики, грузовики, самолеты и плотницкие инструменты водном

месте, а куклы и предметы домашнего хозяйства — в другом. Формально игрушки

«доступны» каждому, но пространства разделены невидимыми, но реальными границами

полового различия между детьми. В дошкольном возрасте девочки и мальчики после садика

играют в разные спортивные игры, придерживаются различных правил, по-разному ведут себя

на детской площадке.

Детский сад, где я работал в конце 1970-х гг., разделялся на три зоны. В закрытом помещении

было место для тихих игр, стояли книжные полки, маленькая песочница с чашками и блюдцами и

была еще тихая комната с набором мольбертов для живописи. Рядом со зданием располагался

«ближний дворик» с двумя песочницами побольше и отдельной площадкой для игр типа

«классики». А затем уже располагался «дальний

246

дворик» с гимнастическими снарядами, большой неогороженной песочницей и другими

приспособлениями для развития моторных навыков.

Утром трехлетние девчушки спокойно входили внутрь, аккуратно вешали свои пальтишки в

шкафчики и медленно и неуверенно проходили в помещение, где они общались, разго-

варивали, играли во внутренней песочнице, готовясь к новому дню. А вот мальчишки вбегали,

бросали свои куртки в шкафчики (у половины они вываливались назад), выбегали вон, хва-

тали грузовички, неслись к дальнему дворику и при этом все время орали.

Так поступали все мальчики, кроме Брэда. Брэд был тихим и задумчивым трехлетним

мальчуганом, добрым и внимательным. Он был одним из самых блестящих учеников за время

моей работы! Каждое утро Брэд входил и направлялся прямо к мольбертам и там целый день

радостно рисовал. Иногда он отдавался живописи полностью, и рисунок выходил за

рисунком, а иногда, немного порисовав, мечтательно смотрел из окна на деревья.

Когда его родители увидели меня, нового преподавателя-мужчину, они с жаром стали

убеждать меня: «Вы должны заставить Брэда выходить в дальний дворик!» Они умоляли

меня, и их глаза были полны ужаса. «Пожалуйста, — снова и снова повторяла мать Брэда. —

Пожалуйста!»

Не нужно ученых степеней в области дошкольного воспитания, чтобы понять, что пугало

родителей Брэда. В воздухе витал призрак гомосексуальности. Брэд вел себя не так, как

другие мальчики, и в его несоответствии тендерным образцам видели знак его будущей

сексуальной ориентации. Я пробовал заверить его родителей, что Брэд выглядит во время

рисования совершенно счастливым, что это занятие ему только на пользу, но родители не

успокоились, пока я не пообещал, что буду поощрять Брэда играть с машинками. Они хотели

быть уверенными, что детский сад воспитает их сына как настоящего, гетеросексуального

мужчину. Брэд, как я думаю, хотел, чтобы его оставили в покое и позволили стать

художником. Что касается меня, я иногда подходил к его мольберту и спрашивал, не хочет ли

он пойти со мной в дальний дворик. Он всегда широко улыбался, отказывался и возвращался к

рисованию.

Несмотря на внешние отличия, опыт детского сада воспроизводится каждый день, в каждой

классной комнате, в каждом городе Америки. Мальчики и девочки учатся друг у друга

поведению, приличному для мальчиков и девочек, и доказывают

247

друг другу, что каждый действует по плану. Менее заметны способы, которыми учителя и

учебные программы явно и скрыто усиливают не только тендерные различия, но и гендерное

неравенство, сопровождающее и даже порождающее эт различия.

Обстановка классной комнаты воспроизводит гендерное неравенство. «Начиная с детского

сада и кончая высшим образованием, девочки получают меньше помощи, времени и внимания

со стороны преподавателя», — пишут профессора педагогики Майра и Дэвид Садкеры.

Многие преподаватели считают мальчиков активными, вспыльчивыми, заносчивыми,

мстительными, а девочек нежными, послушными, отзывчивыми и терпеливыми. Когда