Генерал Алексеев

При ограниченности наших транспортных средств генерал Алексеев считает весьма трудной переброску с северного побережья Черного моря на Вифинийский полуостров, хотя бы в три рейса, 250 000 бойцов, т.е. почти 25 дивизий, — с артиллерией, обозами, необходимыми тыловыми запасами. Начальник штаба возражает против ссылки на Трапезондскую операцию. У Траиезонда в боевых условиях высадились всего 2—3 батальона, тогда как главные силы наступали по сухому пути и лить потом уже, в мирных условиях, в Трапезонд перевезено было морем около одной дивизии. Десант в 2—3 батальона нельзя приводить в пример грандиозного предприятия переброски армии в 200—250 тысяч человек, в пример предприятия, подобного которому еще не было в военной истории. Босфорскую операцию нельзя также сравнивать с галлиполийской операцией. Англо-французы, владея островом Мудросом, располагали базой в 30 милях от Галлиполийского полуострова, тогда как Вифинийский полуостров отстоит от Севастополя на 230 миль… В заключение генерал Алексеев вернулся к своей основной мысли, что только после поражения нашего главного и сильного врага можно предпринять поход на Константинополь и что при этом обстановка укажет, как это можно сделать»

Босфорская операция тем не менее не исключалась. С конца 1916 г. началась подготовка к десанту. На этот раз, отмечал Бубнов, «Алексеев с легкостью согласился на сформирование десантной дивизии и не чинил препятствий этой «затее моряков», так как втайне был уверен, что участь войны решится в марте 1917 г. на полях Галиции, т.е. раньше, чем можно будет эту операцию предпринять, и тем самым надобность в ней сама собой отпадет. Но вспыхнувшая в феврале 1917 г. революция разрушила чаяния генерала Алексеева». Степень боеспособности армии и десантного отряда в ходе известной «демократизации» существенно упала. В результате на совещании в Петрограде, в начале апреля 1917 г., план Босфорской операции был отложен. Стратегический «стиль» Алексеева — это не только следование канонам классического военного искусства, требующего обязательного соблюдения боевого превосходства над противником, четко разработанного плана действий, безусловной слаженности во взаимодействии наступающих или обороняющихся сил. Это, если позволительно использовать этот термин, — русская, национальная стратегия. Она опиралась не на пассивное «стояние» в укрепленной позиции и не на рискованное, самозабвенное «авось». Стратегия Русской армии в том виде, как она представлялась в 1916 — начале 1917 г. — это уже не «стратегия атаки», заключавшаяся в проведении активных наступательных действий, при обязательном наличии подвижных резервных групп (как планировалось в 1908—1913 и в 1914 — начале 1915 г.). Теперь — это «стратегия прорыва», стратегия хорошо подготовленного, мощного контрудара, нанесенного из глубоко эшелонированной оборонительной линии «позиционной войны». Это стратегия, выражаясь образным языком, надежного, уверенного в победе русского богатыря, уже не очень- то ожидающего чей-либо помощи, а готового самостоятельно, собственными силами сражаться с врагами.

Это стратегия, опирающаяся на экономический потенциал, вполне достаточный для победы, на вполне достаточное для длительной борьбы количество вооружения и боеприпасов.

В ней, пожалуй, действительно не хватало смелости суждений и «дерзновения» (столь характерных для 1914—1915 гг.), но с достатком хватало надежности и предсказуемости. Поэтому недопустимым казался любой «разброс сил» в ущерб трем главным фронтам (Северному, Западному и Юго-Западному), опасными представлялись операции, подобные десанту на Босфор или наступлению Кавказского фронта в Малой Азии.

Не пришло к единому мнению и совещание Главнокомандующих армиями фронтов в Ставке, состоявшееся 17 декабря 1916 г. В течение января—февраля намечалось проведение частных операций, а весной — общее наступление на Западном и Северном фронтах, хотя, по мнению Государя, главным мог бы стать Румынский фронт, наступающий на Балканы.

Получив информацию о принятых в Шантильи и в Могилеве решениях, Алексеев предложил собственный стратегический план действий на 1917 г. Если невозможно было ждать скорого наступления на Балканах и рискованной Босфорской операции, то, по мнению Алексеева (телеграфное сообщение из Крыма от 9 января 1917 г.), следовало отдать приоритет Юго-Западному фронту, вполне доказавшему свою боеспособность во время «Брусиловского прорыва». «Главный удар в наиболее чувствительном для неприятеля направлении» следовало развивать на Львов, с вспомогательными одновременными ударами на Сокаль и Мармарош-Сигет. Сам же Брусилов считал, что вторичное занятие Львова создаст «угрозу для тыла германских армий, занимающих позиции перед армиями Западного фронта, и значительный успех на этом направлении, естественно отразиться и на Румынском фронте». Следовало использовать «наше выгодное расположение» и «вести операции одновременно с обоих, нависших над противником, флангов, то есть как из районов Северного фронта, так и из района Юго-Западного».