Генерал Алексеев

15 марта Алексеев издал приказ, который с полным основанием можно было бы назвать «программным». В изменившихся политических условиях нужно было заявить о продолжении войны, о том, что победы от армии ждут не только «тыловые деятели» Петрограда, но и вся страна: «За последние дни, начиная с 6 марта, из разных мест Русской Земли поступили ряд телеграмм от городов и уездов, сел, слобод, станиц, поселков, обществ и собраний, войск гарнизонов, железнодорожных служащих и рабочих разных отечественных предприятий, в коих передаются приветствия Великой Русской армии, выражаются чувства беспредельного уважения к мужеству разных войск и непоколебимая уверенность в том, что войска, воодушевленные высоким подъемом духа обновившейся Родины, одержат желанную победу. Страна готова принести все жертвы, какие потребуют счастье и слава Отечества, и будет работать, не покладая рук, для обеспечения нас всем необходимым, дабы облегчить тяжелый, но славный труд защиты Родины от врага и помощи скорейшему достижению победы. В твердом сознании необходимости борьбы до победного конца приложим же все наши силы и разумение к тому, чтобы оправдать доверие Страны и дать ей победу, а вместе с ней и счастье, и свободную жизнь».

В тот же день (15 марта) Алексеев издал приказ об обязательном отдании чести всеми чинами на фронте, поскольку «обязательное для всех, взаимное отдание чести служит символом единения между всеми чинами Российской армии». В условиях быстро распространявшегося текста Приказа № 1 эти действия генерала были своеобразным вызовом новой власти, хотя в целом лояльность Михаила Васильевича к «демократическому правительству» пока сохранялась^{67}

.

18 марта Алексеев провел в Ставке совещание с представителями Временного правительства и управлений Военного министерства, на котором было подтверждено мнение, что «проводить ныне в исполнение намеченные весной активные операции недопустимо». Приезд министров в Могилев был отмечен пафосной фразой прибывшего на вокзал главы ведомства юстиции Л.Ф. Керенского о том, что «в лице генерала Алексеева он посылает братский поцелуй всей Русской Армии». Но, невзирая на «торжественность минуты», во время работы совещания были сделаны весьма красноречивые выводы о перспективах состояния тыловой инфраструктуры и настроений в войсках. Так, например, в отношении «интендантской части» констатировалось, что «запасов в стране для полного продовольствия армии недостаточно». Говорилось о «значительном расстройстве» железнодорожного транспорта и о невозможности «подавать одновременно на фронт запасы для ежедневного довольствия и для образования запасов, без наличия коих… нельзя начинать какие-либо операции». Балтийский флот «потерял боеспособность» (результат февральского восстания в Кронштадте), а в отношении «состояния армии» отмечалось следующее: «Армия переживает болезнь. Наладить отношения между офицерами и солдатами удастся, вероятно, лишь через 2—3 месяца. Пока же замечается упадок духа среди офицерского состава, брожение в войсках, значительное дезертирство». В общем, «боеспособность армии понижена, и рассчитывать на то, что в данное время армия пойдет вперед, очень трудно». Очень скоро может наступить «час, когда отдельные части армии станут совершенно негодными к бою… Упадок духа, замечаемый в офицерском составе, не обещает победы». Генерал явно стал склоняться к отказу от широкомасштабных наступательных планов.

В свою очередь, и Гучков не мог сообщить в Ставку утешительных сведений. Говоря о проблемах в комплектовании и снабжении войск, он ставил на первое место сугубо политические причины: «Временное правительство не располагает какой-либо реальной властью, и его распоряжения осуществляются лишь в тех размерах, кои допускает Совет рабочих и солдатских депутатов… Начавшееся разложение запасных частей внутренних округов прогрессирует… и запасные части не обладают необходимой моральной и боевой подготовкой… Так же безнадежно стоит вопрос и о пополнении конского состава армии… Намеченные реквизиции лошадей в округах пришлось прервать… дабы не обострять настроение населения и не помешать своевременному обсеменению нолей, тем более что сбор лошадей, при нынешнем транспорте и необеспеченности фуражом, привел бы их лишь к бесцельной гибели на сборных пунктах».

Однако запрошенные Алексеевым по телеграфу Главнокомандующие армиями Западного и Юго-Западного фронтов, напротив, предпочитали любые активные, наступательные действия пассивному «позиционному сидению в окопах». Например, генерал Брусилов заявлял о «единогласном решении» подчиненных ему командиров: «Армии желают и могут наступать… наступление вполне возможно, это наша обязанность перед союзниками, перед Россией и перед всем миром». Лишь генерал Рузский настаивал на «подготовке к упорной обороне».