Читаем Генерал Алексеев полностью

По результатам Совещания в Ставке и опроса Главнокомандующих Алексеев решился все же отдать директиву (30 марта 1917 г. № 2647) о подготовке к наступлению, запланированному, как и предполагалось изначально, на первые числа мая. Директива повторяла прежние, утвержденные еще в начале года направления ударов для Юго-Западного и Западного фронтов. Северный фронт, где, по мнению Алексеева, наиболее быстро происходили «революционные перемены» и Главнокомандующий которого настаивал на «отказе от выполнения наступательных операций», получал более скромную задачу — если позволят обстоятельства, перейти в наступление на Митаву. Его главной задачей становилась теперь защита подступов к Петрограду в случае возможного наступления немцев. Сюда перебрасывались части с Кавказского фронта, а Балтийский флот переходил в оперативное подчинение Главнокомандующему армиями Северного фронта. Кавказский фронт должен был удерживать занятые в 1916 г. позиции в Армении и в Персии, а Черноморский флот призван был содействовать Румынскому фронту на Нижнем Дунае. Идея десантной операции по захвату Босфора откладывалась. Алексеев отмечал: «Учитывая настоящую обстановку и наши обязательства перед союзниками, принимая во внимание общее состояние армии и ее снабжений, я решил сохранить общую идею плана и, при благоприятных условиях, по возможности, в первых числах мая произвести ряд наступательных действий». В письме Гучкову (12 апреля 1917 г.) генерал подчеркивал: «Как бы ни были мы бедны в настоящее время средствами, все же выгоднее наступать, даже без полной уверенности в успехе, чем перейти к опасной обороне и обречь себя на необходимость подчиняться решениям противника. Расстройство армии и ее снабжений окажет свое вредное влияние нисколько не в меньшей степени при обороне, чем при активной операции… Отсюда вывод: как ни тяжело наше положение, нам нужно начать весеннюю кампанию наступлением, что отвечает и настойчивым желаниям союзников». Примечательно, что подобная перспектива начала наступления высказывалась и союзниками. 18 марта 1917 г. Жанен писал Алексееву, что «в настоящий момент наилучшим выходом как с точки зрения общих интересов военных операций коалиции, так и с точки зрения морального состояния русской армии, является как можно более скорый переход ее в наступление».

Схожие настроения выражались Алексеевым в беседе с Хэнбери-Уильямсом 18 мая 1917 г. По его воспоминаниям, генерал «просто сказал, что намерен сделать все, что в его власти, чтобы заставить армию сражаться и продолжить войну, но для этого необходимо восстановить в войсках дисциплину, которая… чрезвычайно ослабла. Если солдаты его не поддержат, он будет вынужден уйти в отставку».

Наступление могло бы «оздоровить фронт», но требовало уверенности и настойчивости. Стратегические условия 1917 г. оказывались такими, что огромный, растянутый от Балтики до Черного моря фронт уже не мог получать поддержку с тыла многочисленными и, самое главное, прочными в боевом и моральном отношении резервами. В докладе Гучкову 16 апреля 1917 г. Алексеев писал: «В армиях развивается пацифистское настроение. В солдатской массе зачастую не допускается мысли не только о наступательных действиях, но даже о подготовке к ним, на каковой почве происходят крупные нарушения дисциплины, выражающиеся в отказе солдат от работ по сооружению наступательных плацдармов».

Весной 1917 г., вопреки прогнозам прошлых лет, одним из приоритетных стало признаваться кавказское направление. После впечатляющих успехов в 1916 г., когда русскими войсками была освобождена практически вся территория Армении, а части кавалерийского корпуса под командованием генерал-лейтенанта А.А. Павлова вошли во взаимодействие с британскими экспедиционными силами в Месопотамии, здесь намечалось дальнейшее развитие боевых операций. 5 апреля 1917 г. Алексеев писал Главнокомандующему армиями Кавказского фронта генералу от инфантерии Н.Н. Юденичу: «Поступавшие до последнего времени сведения указывают на недостаточно энергичные действия частей 1-го кавалерийского корпуса, вышедших из гор на равнину. Хотя это и объясняется затруднениями в продовольственном отношении, но тем не менее необходимо употребить все силы для устранения местных затруднений и предписать генералу Павлову проявить полную энергию. Что касается развития операции на мосульском направлении (в Персии. — В.Ц.), то и здесь необходимо добиться возможности безотлагательно развить энергичное наступление. Ожидаю от вас подробных соображений о действиях в указанных выше направлениях и выражаю уверенность, что славные кавказские войска вновь покроют себя новой славой, а высшие начальствующие лица изыщут способы обеспечить вопрос продовольственный, имея в виду, что втянуть скорее войска в боевую работу и обеспечить успех одинаково важно в нравственном отношении как для самой армии, так и для государства».

Перейти на страницу:

Все книги серии Путь русского офицера

Маршал Конев
Маршал Конев

Выходец из семьи кулака, табельщик по приемке леса, фейерверкер русской армии, «комиссар с командирской жилкой», «мастер окружений», «солдатский маршал» Иван Степанович Конев в годы Великой Отечественной войны принимал участие в крупнейших битвах и сражениях. Под Смоленском, Москвой и Ржевом, на Курской дуге и украинской земле, в Румынии и на берлинском направлении он проявил высокие полководческие качества. Конечно, были и неудачи, два раза на него обрушивался гнев Верховного Главнокомандующего И.В. Сталина. Но Конев своими делами доказывал, что он достоин маршальского жезла.В книге на основе ранее опубликованной литературы и документальных источников раскрывается жизненный и боевой путь талантливого полководца Красной Армии Маршала Советского Союза И.С. Конева.

Владимир Оттович Дайнес

Биографии и Мемуары / Военная история / Образование и наука / Документальное

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное