После соединения войск и длительного отдыха в Ольмюце все условия, поставленные Кутузовым, были вроде бы выполнены. Военный совет, состоявшийся в Ольмюце 13 ноября, постановил выступить навстречу армии Наполеона. Кутузов, чуть ли не один, был против этого решения. Как писал, правда, с чужих слов Бутовский, главнокомандующий «объявил, что затрагивать Наполеона еще рано, и предложил отступать. Его спросили, где же предполагает он дать ему отпор? Кутузов отвечал: “Где соединюсь с Беннигсеном и пруссаками, чем дальше завлечем Наполеона, тем будет он слабее, отдалится от своих резервов и там, в глубине Галиции, я погребу кости французов”»55. В принципе, даже без пруссаков месяц ожидания должен был увеличить союзную армию вдвое, а то и втрое — из Гродно подошел бы корпус Беннигсена, а из Италии и Тироля — две австрийские армии эрцгерцогов (не менее 80 тысяч человек). Кутузов понимал, что ожидание выгодно союзникам.
Однако против стратегии ожидания, что и понятно, резко возражали австрийцы, особенно — новый генерал-квартирмейстер Франц Вейротер. Австрийцев, в том числе и императора Франца II, не устраивало затягивание войны — нужно было спасать Вену, которую завоеватель, занятый борьбой с Кутузовым, еще не успел хорошенько пограбить. Трудно сказать, прав ли был Кутузов, который, как никто другой, мог оценить гений Наполеона. Он не хотел искать сражения с Наполеоном, хотя от арьергардных боев с ним не отказывался и делал это, надо признать, виртуозно и умно. Возможно, что не будь при этом неких привходящих обстоятельств, он бы так и вел дальше свою тонкую игру с австрийским двором и штабными генералами: полностью с ними соглашался на словах, а поступал бы так, как считал нужным и безопасным для собственной армии, и тем самым выиграл бы время.
О каких обстоятельствах, которые помешали Кутузову быть самим собой, идет речь? Дело в том, что вдали от двора Кутузов чувствовал себя свободнее, но тут двор, точнее — Главная квартира (государь и его окружение), сам явился к главнокомандующему. Окружение императора составляли в основном люди молодые, чуждые Кутузову, влиятельные придворные и «дельцы», пользовавшиеся особым вниманием молодого императора. Среди них выделялись вошедший в силу А. А. Аракчеев и особенно близкий тогда к государю генерал-адъютант князь П. П. Долгоруков, которому Александр давал ответственные поручения и мнению которого доверял. Окружение Александра рвалось в бой — слава будущих победителей Наполеона кружила им головы. Как писал состоявший тогда же при Александре адмирал А. С. Шишков, «возгоревшаяся с Франциею война воспламенила всех молодых людей гордостию и самонадеянием. Поскакали все, и сам государь, на поле сражения: боялись, что французы не дождутся их и уйдут, но, по несчастию, они не ушли и доказали им, что в подобных случаях лучше терпеливая опытность, нежели неопытная опрометчивость»56. «Молодые воины» сплотились с австрийскими генералами из окружения Франца, а также с великим князем Константином, и настаивали на наступлении против Наполеона. Хотел этой славы и впервые выехавший на бранное поле Александр. В его сознании господствовал некий древний принцип королей: истинный повелитель лишь тот, кто прославился как победоносный полководец. Поэтому Александр благосклонно прислушивался к «партии наступления», которая заглушала голоса тех, кто осторожничал, памятуя, с кем все-таки Объединенная армия имеет дело.