Генерал из трясины. Судьба и история Андрея Власова. Анатомия предательства

В тот же день, то есть 13 апреля, я был принят швейцарским поверенным в делах в Берлине, советником посольства д-ром Цендером (Zehnder), который заявил мне, что несмотря на его поддержку, виза для меня не пришла. Цендер сказал, что присутствие в Швейцарии представителя Освободительного движения, то есть миллионов антикоммунистов, нежелательно в виду того, что это может вызвать раздражение Москвы и повредить интересам страны.

Между Швейцарией и Советским Союзом в то время не было дипломатических сношений, и опасность для швейцарцев, находящихся в Германии, и для связанных с ними экономических интересов при занятии Берлина Красной армией была очевидна. Поэтому Берн затягивает ответ о моей визе, и, наверное, разрешения на въезд мне не дадут. Однако Цендер, живший долгие годы в Москве и выехавший оттуда в 1918 году, хотел всячески помочь и поэтому посоветовал мне проехать к швейцарской границе. На следующий день атташе посольства передал мне от него письмо, которое должно было помочь моему переезду границы. На мой прямой вопрос Цендеру, мог бы ген. Власов рассчитывать на политическое убежище в его стране, он ответил, что, конечно, в данных условиях швейцарское правительство вынуждено было бы ответить отказом.

Пятнадцатого апреля, с помощью члена КОНРа подполковника Тензорова, мне удалось выехать с ним и остатками штаба в Прагу, куда мы приехали утром 17-го. Андрей Андреевич был в Праге, и я смог немедленно повидать его в отеле «Алькрон» и передать ему ответ и пожелания М.К.К. В присутствии ген. Ашенбреннера — шефа военной миссии при ген. Власове и РОА, — Тензорова и моем, Андрей Андреевич поручил Крэгеру немедленно снестись с Гиммлером и передать ему настойчивую просьбу, согласно с пожеланием и просьбой проф. Бургхарда. Было бы несерьезно утверждать, что вмешательство ген. Власова спасло от смерти сотни тысяч узников в концлагерях, но что некоторое влияние на решение Гиммлера оно могло произвести — это исключить нельзя. Самое главное и важное заключается в том, что мировая гуманитарная организация, которой являлся и является М.К.К., обратилась к ген. Власову и КОНРу с просьбой помочь спасти заключенных в лагерях.

Андрей Андреевич после свидания со мной уехал из Праги, сказав мне, что через несколько дней вернется и тогда даст мне все нужные полномочия и инструкции для моих переговоров в Швейцарии. Я остался в отеле «Алькрон», где встретился с проф. Рашхофером и проф. Ейбелем; последний хорошо знал Андрея Андреевича.

Эти известные профессора по поручению Андрея Андреевича составили конспект предполагаемого обращения ген. Власова по радио к открывавшемуся первому собранию Объединенных наций в Сан-Франциско. Возможность сообщить западным союзникам и мировому общественному мнению об истинных целях Движения, а также подчеркнуть, что КОНР является выразителем убеждений и чаяний миллионов русских как вне, так и внутри Советского Союза, была исключительно важна.

Я отмечу еще несколько попыток связаться с западными союзниками:

1. В конце января 1945 года я встретился в Берлине со швейцарским журналистом Георгием Брюшвейлером, родившимся в Москве, который просил меня представить его Власову. До его посещения Андрея Андреевича я имел с ним конфиденциальный разговор, приведший к его обещанию помочь Освободительному движению. По возвращении в Швейцарию он должен был, при посредстве своих крупных связей, переправить англоамериканскому Главному командованию меморандум о Движении и, кроме того, подготовить почву для непосредственного контакта КОНРа с западными союзниками. Во время приема у Власова Брюшвейлер обещал поместить ряд статей в «Нойе Цюpи*censored* Цайтунг», правильно освещавших Освободительное движение. Четвертого или пятого февраля он, с данным ему материалом, выехал в Швейцарию. Насколько мне известно, в «U,ropH*censored* Цайтунг» статей помещено не было.

2. В марте мне удалось отправить два письма с приблизительно одинаковым содержанием. Одно было адресовано Густаву Нобелю — главе известной семьи (премия Нобеля), которого я лично знал. Он часть своей молодости провел в России и прекрасно говорил по-русски. Это письмо я лично вручил шведскому военному аташе в Берлине — полковнику Данфельду, обещавшему мне переправить письмо с дипломатическим курьером в Стокгольм, где в это время находился Нобель.

Другое письмо было адресовано генералу графу Ф.М. Нироду, с которым я был в очень хороших отношениях. Нирод, живший под Парижем, был родным дядей г-жи Армор — жены американского посла в Мадриде — Нормана Армора. Г-жа Армор — урожденная княжна Кудашева — была воспитана в доме Нирода. Это письмо было отправлено при помощи испанского дипломата, летевшего в Мадрид и обещавшего переслать его дипломатической почтой в Париж.