Генерал Власов

Крёгер настоятельно посоветовал Бергеру дать Гиммлеру позитивный отзыв о встрече и принять участие в подготовке проекта Власова. Если Гиммлер согласится, Крёгер просил поставить его руководить реализацией политической и административной части операции. На следующее утро Бергер доложил Гиммлеру и получил разрешение начать «акцию» с Крёгером во главе. Последний немедленно принялся собирать штаб.[161] Крёгер, таким образом, оказывался все еще под началом Бергера.[162]

До своего перевода в войска СС Крегер служил в СД, что облегчало дело, особенно в свете того, что глава РСХА, Эрнст Кальтенбруннер, держался невысокого мнения о Бергере и считал, что тот — будучи ответственным за проект Власова — вернее всего провалит операцию. Взаимоотношения Бергера с СД всегда оставляли желать лучшего — так, предшественника Кальтенбруннера, Рейнхарда Гейдриха, он называл жадным до власти и совершенно неразборчивым в средствах.

Крегер давил на Бергера, стремясь убедить его уговорить Гиммлера поскорее принять Власова, чтобы выработать, так сказать, договор о намерениях. В данном направлении действовал и Шелленберг. Гиммлер, однако, оттягивал встречу под предлогом занятости. Новости о переменах к лучшему у Власова быстро распространялись, и представители других славянских народов — особенно болгары, словаки, чехи и сербы — стремились к контакту с ним. Несмотря на однозначное неприятие национал-социализма, они в то же время жаждали свержения сталинского режима, от которого не ожидали ничего хорошего.

В то же время финский маршал Карл Маннергейм полуофициально через одного из своих генералов дал знать, что готовящийся сепаратный мир Финляндии с Советским Союзом есть следствие его разочарования «восточной политикой» Германии. Он являлся патриотом Финляндии, но как бывший гвардейский офицер царской России был связан тесными узами с русским народом. Окончательное решение его зависело от того, пойдет ли немецкое правительство — пусть это уже и казалось поздно — на кардинальную смену «восточной политики». Запрос СД к Гиммлеру по вопросу прояснения позиции Маннергейма остался без ответа.[163]

Чтобы избавить Власова от суеты подготовительного периода, ему предложили немного отдохнуть где-нибудь в стороне от дел. Надо было набраться сил перед встречей с Гиммлером. Власов возражал, говорил, что не нуждается в отдыхе, что если он от чего-то и устал, так это от ничегонеделания, но в итоге он сдался и в середине августа со Штрикфельдтом и Фрёлихом отбыл в Рупольдинг, неподалеку от которого в старом монастыре молодая вдова врача Аделаида Биленберг организовала дом отдыха для лишенных заботы семей погибших солдат. Она откликнулась на просьбу приютить у себя на время Власова с его штабом.

Фрау Биленберг и сама тоже проживала в монастыре, так что неминуемо имели место частые личные контакты ее с гостями — были диспуты и музыкальные вечера. Впервые с того момента, как он попал в плен, Власов очутился в домашней атмосфере. Нет ничего удивительного, что фрау Биленберг, привлекательная молодая женщина, вызвала в нем живой интерес, тогда как со своей стороны окруженный легендой русский генерал с его обширными планами и возможностями не мог не заинтриговать ее. Власов пел под гитару русские песни, рассказывал о том, как жил, и вел себя куда более общительно, чем прежде. Тяготившие его в Берлине переживания отступили на второй план. Так в последние недели перед последней попыткой начался любовный роман — более чем острое впечатление для Власова, принимая во внимание то, что он никогда полностью не забывал о том, какие опасности ждут его впереди.[164]

В начале сентября 1944 г. из Франции вернулся Малышкин, тщетно пытавшийся узнать там о судьбе добровольческих частей, окруженных в ходе немецкого отступления после вторжения союзников и прорыва фронта в Нормандии.[165]

Оказалось совершенно невозможным узнать, каковы были потери, сколько вообще уцелело бойцов. Американцы официально говорили о двадцати тысячах пленных. Перебежчиков почти не было главным образом потому, что эти люди все еще надеялись оказаться в рядах освободительной армии. Пропаганда союзников тоже внесла свою лепту, пообещав отправлять русских перебежчиков обратно домой — этого-то они как раз больше всего и боялись.[166]

Долгожданное приглашение последовало 9 сентября — Гиммлер примет Власова 16-го числа. 15 сентября Власов сел на Штеттинском вокзале Берлина в обычный почтовый поезд. С ним вместе следовали д’Алькен, Штрикфельдт и в качестве представителя СД штандартенфюрер Ганс Элих. Крёгер подсел к ним в Позене, где проводил выходные дни и где его застала весть о предстоящей встрече.