Генералиссимус Суворов. «Мы русские – враг пред нами дрожит!»

Строго осудил Суворов и демонстрационный маневр, ставший, на взгляд фельдмаршала, причиной окружения: «Императорско-королевской корпус, стоящий возле Казале, для демонстрациев, переправил на противной берег, в близости неприятеля, несколько пехотных рот, яко на жертву». Строгий, беспощадный отлуп устраивает Суворов за такие маневры: «По крайней неосторожности суда расплылись, ту пехоту неприятель окружил большими силами и едва треть оной спаслось. Демонстрация – игра юно-военных. Обыкновенно они или пустые, утруждающие войски, или наносящие им вред. Занятие многих постов их разделяет и даёт способ неприятелю иметь над ими поверхность по подробности. Нужны разъезды и обвещательные посты от конницы, разве в ущельях гор пехота употреблена быть может и то с великою осторожностию, чтоб отрезана не была. Иначе военной суд разбирать будет». Определённо, Розенберг и великий князь Константин Павлович в Басиньяно не выказали суворовского гармонического ощущения «глазомера, быстроты, натиска». Суждение Суворова о демонстрациях и рейдах на территорию, контролируемую превосходящими силами противника, очень любопытно: русский фельдмаршал был уверен, что только конные отряды в этих делах способны действовать в должном темпе…Итак, гнев Суворова обрушился на Розенберга.

Узнав об инициативах великого князя, о нарушении субординации, Суворов наедине поговорил с ним почтительно, но жёстко. А свите Константина Павловича пригрозил даже военным судом. Урок получился резонный: в дальнейшем великий князь старался не нарушать армейскую дисциплину. В письме Багратиону Суворов поведал о несчастье при Басиньяно и приказал авангарду сближаться с основными силами на случай концентрированного наступления армии Моро. Но Моро после Басиньяно проявил пассивность, выжидал – и Суворов отменил приказ, оставив войска Багратиона и Карачая у Нови, на путях возможного движения Моро к Генуе. Теперь Суворову следовало забыть о неудаче при Басиньяно и продолжать привычно гнуть свою линию.

Суворов в те дни писал Багратиону: «Генерал-майор князь Багратион! Хороша прежняя операция, мне жаль, что я Вас тронул из Нови… Между прочим, Ваш друг Милорадович колол штыками конницу, и иные последовали примеру». «Никто лутче не выполнит желаемого, как Ваше Сиятельство. Христос с вами!» (22 мая 1799, из Турина). Он не скрывает восторга перед молодецкой удалью Багратиона – и лукаво подзадоривает его рассказом о подвиге не менее доблестного Милорадовича. Пущай соревнуются! Надо ли говорить, что ответная преданность Багратиона и Милорадовича Суворову границ не имела. Так на всю жизнь они и остались учениками Суворова, и оба погибли, защищая Отечество.

Суворов пленяет французскую директорию.

Союзники – англичане – любили изображать русского полководца в карикатурном ключе

Революционные армии достойны добрых слов историка. Полководческое искусство и солдатская доблесть в революционных войнах поднялись на невиданную ранее высоту. Точнее – на виданную лишь в войсках русских полководцев Румянцева и Суворова. Не случайно только Суворов и его ученики смогли оказать успешное сопротивление экспансии революционных полководцев наполеоновского поколения. Над другими европейскими армиями они возвышались, как Альпы над старым континентом. Суворов высоко оценил силу революционного пассионарного взрыва. Ещё в 1795 году он говорил маркизу Дюбокажу – французскому роялисту: «У них есть твёрдость и непреклонность воли. А вы не умеете желать». Что может быть важнее для полководца, чем развитая сила воли? Увы, французские учёные, воздавая должное своим героям, редко вспоминают о новаторских талантах русских генералов, о непобедимом духе русской армии. Не будем же брать с них пример: признаем, что в кампании 1799 года Суворову противостояли лучшие войска Европы, которые сражались стойко и изобретательно. За Басиньяно император отправит генерала Чубарова в отставку и отзовёт в Россию. Но вскоре, на свой страх и риск Суворов сменит первоначальный гнев на милость, оставит генерала в армии – и в битвах при Тидоне, Треббии и Нови он проявит себя героически.